Океан. Выпуск одиннадцатый
Шрифт:
— Кто вы такие и как сюда попали? — строго спросил командир у солдата, из-под каски которого выглядывал кусок грязного бинта.
— А вы кто? И тоже как тут очутились? — вопросом на вопрос ответил неизвестный.
— Сейчас я вас спрашиваю, а не вы меня, тем более говорите с офицером советского флота.
— А чем докажете? Море отсюда эвоно, ого-го где. — Боец передернул связанными руками. — А любую форму нацепить дело недолгое.
Его друзья засмеялись.
— Вот мои документы. Я капитан-лейтенант Ольштынский,
— Теперь ясно. — Солдат повернулся к товарищам. — Свои это. Ну а мы, — обратился к командиру, — из десятого амфибийного батальона, случайно отбились в лесу во время десанта. Обнаружили склад фрицевский, взорвать намеревались, а тут ваши навалились.
— Развяжите их, — приказал Ольштынский, — верните оружие, и пусть поступят в распоряжение штурмана, в ту группу, которая пойдет взрывать склад, — ребята, видно, толковые.
Солдатам развязали руки, и они, тихо переругиваясь с моряками, очевидно вспоминая не совсем вежливое обращение, скрылись в кустах.
— Сейчас же начать подготовку к прорыву, — приказал командир. — Все делать, как наметили раньше. Если есть вопросы, задавайте…
Когда совсем стемнело, группы вышли на исходные позиции. Над линией фронта то здесь, то там взлетали в черное небо ракеты. Как гигантский стебель цветка, они замирали, затем стебелек гас, а сам цветок, озаряя округу серебристым светом, устремлялся к земле.
Ольштынский подполз к Долматову и осторожно тронул его за плечо:
— Коля. У меня к тебе, понимаешь, просьба. Все может случиться, поэтому обещай, пожалуйста, если со мной что произойдет, позаботиться насчет Ирмы. Настоящее ее имя Ирина Калнинь. Наведи справки, в общем, разберись и, если надо, помоги. Добро?
— Обещаю, командир. Но мне кажется, что ты сам этим займешься, после того как к своим проскочим.
— Спасибо, ты настоящий друг. Давай начинать?
Не успел замполит отползти и сотни метров, как из того места, где они только что беседовали с командиром, с глухим хлопком, шипя взмыла белая ракета.
Разорвалась, шарахнулась, раскатилась в разные стороны тишина. Дружно застрочили автоматы, яркими вспышками стали лопаться взрывы гранат, замелькали фигуры бросившихся на врага моряков. Разрывы, выстрелы и крики слились в один протяжный гул.
Спустя несколько минут там, куда ушла группа штурмана, поднялся огромный столб огня. Волнами заколебалась земля, по ушам ударил тугой грохот.
Долматов облегченно вздохнул и, вскочив на ноги, крикнул:
— Вперед! Отходить к своим!
Моряки поднялись и, прыгая через воронки, побежали туда, где залегла, прикрывая их огнем, группа капитан-лейтенанта.
— Товарищ старший лейтенант! — сквозь шум боя донеслось до Долматова. — Товарищ старший лейтенант! Командира ранило!
— Что командира? — обернулся он на голос.
На краю воронки, держась обеими руками за живот, стоял на коленях Ольштынский.
— Командир? Как же это ты? — Долматов схватил его за плечи.
— Коля, выводи людей… — Капитан-лейтенант повалился на бок.
— Как же ты не уберегся? Эй, ребята, бери командира — и бегом! Бегом, черт возьми! — закричал Долматов. — К своим, живо!
Несколько матросов, продев жерди в рукава застегнутого бушлата, осторожно уложили капитан-лейтенанта и, прикрывая его собой, побежали к советским окопам.
Глава 8. НОЧНОЙ ЕРАЛАШ
От узкого оранжевого пламени коптилки — сплющенной гильзы с вставленным в нее фитилем — к бревенчатому потолку поднималась длинная, как тоненькая черная змейка, струйка копоти. В блиндаже было прохладно и сыро, резко пахло влажными сосновыми опилками и мокрой одеждой.
У самой двери, примостившись на ящике из-под патронов, солдат в ватнике возился с фонарем «летучая мышь». В углу, за сколоченным из неструганых досок, покрытым синей засаленной клеенкой столом, опустив голову на сложенные руки, сидел майор. Он спал. Очевидно, усталость свалила его во время работы. На столе лежали испещренная разноцветными линиями карта, карандаши, раскрытая полевая сумка, какие-то бумаги, стояли котелок с остатками ужина и жестяная кружка. Легкий сквознячок проскальзывал сквозь завешенную плащ-палаткой дверь и еле-еле шевелил то ли седые, то ли просто выгоревшие на солнце волосы. Тишину нарушало кряхтенье лежащего в противоположном углу на нарах под двумя шинелями лейтенанта, старшего адъютанта отдельного батальона 130-го Латышского стрелкового корпуса.
Неожиданно где-то наверху загрохотало. Послышались отдельные выстрелы, сухая дробь автоматных и пулеметных очередей. Из щелей между бревен на потолке посыпался песок.
Резко качнулось и вытянулось параллельно столу красноватое пламя. В узкую дверь блиндажа протиснулся пожилой солдат. Остановился, щурясь от света, кашлянул, прикрыв ладонью рот, и шепотом произнес:
— Товарищ майор? А товарищ майор?
Офицер даже не пошевелился. Боец, колдовавший над фонарем, приподнял голову, вытаращил глаза и приложил палец к губам.
— Ну, кто там еще? — Лейтенант сбросил шинели, привстал и вытер со лба испарину. — Не видишь, — он кивнул на майора, — совсем измотался человек! Что тебе?
— Тут от командира первой роты пришли, говорят, их, — он кивнул на комбата, — спрашивают. С докладом небось. Пропустить или как?
— Зови. Да тише сапожищами-то. Минуты отдохнуть не дадут.
Солдат высунулся из блиндажа и бросил в темноту:
— Слышь, славянин, заползай. Да костылями не греми!