Океан. Выпуск одиннадцатый

Баренбойм Евсей Львович

— Это японцы пока рыбу глушат, — отозвался капитан. — Филатов говорит — глубинными бомбами. Не пойму только, с какой стати…

На месте взрывов по поверхности океана расплывались какие-то пятна. Они искрились на солнце. Капитан посмотрел в бинокль и увидел, что это… рыба. Бомбы разорвались в косяке сельди, и глушеная рыба теперь покрывала поверхность воды. Даже одна косатка всплыла белым брюхом вверх.

— Во, подлодка! — крикнул наблюдатель и расхохотался. Взахлеб. Слезы на глаза выступили, а сдержаться все никак не может.

Рябову жутковато стало от этого истерического смеха…

III

У Александра Александровича Афанасьева,

начальника дальневосточного морского пароходства и уполномоченного Государственного Комитета Обороны по Дальнему Востоку, отвечавшего за перевозки по ленд-лизу, дома было два радиоприемника. По одному он слушал Москву, ловил американские станции. Другого приемника никому касаться не разрешалось. От него в комнаты, даже на кухню, были выведены динамики. Этот приемник, всегда настроенный на одну волну, не выключался все то время, что Афанасьев бывал дома. Черные тарелки репродукторов постоянно держали его настороже. Брился ли Афанасьев, завтракал, слушал ли по первому приемнику сводку Совинформбюро, сообщения американцев о боях на тропических островах, все равно вполуха следил: не запищит ли морзянкой второй приемник?

Уставал смертельно. Спал крепко, хоть из пушек пали. Но, видимо, и спящий мозг был настроен на аварийную радиоволну. Стоило пискнуть морзянке, как Александр Александрович мгновенно вскидывался, включал ночник, брал карандаш и записывал радиограмму, сигнал еще одной тревоги. Морзянку он знал еще с тех давних пор, когда служил на революционных кораблях Балтфлота.

Ось «Рим — Берлин — Токио». Тройственный союз агрессоров. На западном конце «оси» вовсю раскрутилось колесо войны. Здесь, на Дальнем Востоке, Япония готовилась к нападению на СССР. Миллионная Квантунская армия вплотную придвинулась к нашим границам. Правда, в апреле сорок первого с японцами был подписан пакт о нейтралитете. Наступило было затишье. Но с первыми выстрелами на западных границах СССР снова начались стычки на восточных границах. Владивосток ночами погружался в полную темноту, окружал себя оборонительными сооружениями.

На море положение особенно осложнилось с началом военных действий между Японией — с одной стороны, США и Англией — с другой.

Японцы все чаще задерживали советские суда, проводили досмотры, дотошно копаясь в трюмах, судовых документах. Все, что шло в СССР по ленд-лизу, естественно, очень быстро становилось известно генералу Отта, германскому послу в Японии.

Сколько уже было радиограмм, порой обрывающихся на полуслове… Утром 7 декабря 1941 года, когда мир еще не знал о нападении японской авиации на Пёрл-Харбор, из Гонконга пришла радиограмма о том, что японцы атаковали порт. Они потопили там три советских парохода — «Кречет», «Свирьстрой» и «Сергей Лазо». В экваториальных водах японская авиация разбомбила «Майкоп» и «Перекоп». Более полугода нет известий о судьбе команд. Погибли полностью? А может быть, «нейтральные» соседи запрятали моряков в тюрьмы?

Вблизи берегов Японии были торпедированы «Ангарстрой» и другие суда. Нашему посольству в Токио с большим трудом удалось добиться возвращения на родину всех, кто спасся. Афанасьев встречался с остатками команд погибших судов. Моряки рассказывали о бесчисленных допросах, о том, что из них всеми силами пытались вырвать признание: пароходы потопили американцы! Было ясно, что цель этих пиратских нападений однозначна: столкнуть нас с американцами, вбить клип между союзниками.

Кривая провокаций угрожающе поднималась до отметки «военный конфликт» в те месяцы, когда на далеких от Владивостока фронтах наступали немцы. Вот и теперь Совинформбюро перестало сообщать о нашем наступлении под Харьковом. Не к добру… Если наступление сорвалось, это откликнется здесь новой волной досмотров, налетов, потоплений судов. Подводные пираты флаг не поднимают.

Позавчера Александр Александрович только начал бриться, как ожил репродуктор на кухне. Бритва упала на кафельный пол. В спешке опрокинув чашку кофе, Афанасьев записывал радиограмму, хотя знал: как только смолкнет репродуктор, раздастся телефонный звонок. Он записывал радиограмму сам, потому что к моменту, когда начинал звонить телефон, у него уже созревало решение, что делать, какие меры принять.

Радировал капитан Полин с «Хабаровска»:

«Остановлен эсминец «Карукайя». На борт высадились двенадцать матросов и два офицера».

А у Полина на борту более пятисот пассажиров, следующих на Камчатку, и продуктов всего на неделю. После той радиограммы вторые сутки молчит репродуктор. Москва направила протест. И опять, наверное, министр иностранных дел господин Того отвечает нашему посольству в Токио:

«Ожидаем ответ военно-морского министерства. Конфликт рассматривается».

Конфликт… Эдакая камуфляжная формулировочка для морского пиратства! Что же с «Хабаровском»?

Афанасьев направлял пароходы, многие даже с «дореволюционным стажем», в американские порты за ленд-лизом, потому что союзники не хотели на Тихом океане рисковать своим торговым флотом. Команд не хватало. Летом 1941 года тысячи моряков ушли на фронт. А суда посылать в Америку надо. В блокадном Ленинграде, на Черном море, где торговое судоходство сократилось, удалось наскрести капитанов, штурманов, механиков. Но где найти матросов, кочегаров, мотористов? Афанасьев имел право в исключительных случаях обращаться прямо к председателю ГКО Сталину. Это был исключительный случай. И он позвонил по ВЧ в Москву. Осмелился попросить военных моряков на торговые суда. Словно не разделяли тысячи километров Владивосток и столицу — так ясно слышал он знакомый каждому глуховатый голос: «Военных моряков не дадим. Но прикажем Апанасенко выделить людей. Война учит быть солдатами. Океан научит солдат быть матросами».

Командующий Дальневосточным фронтом генерал Апанасенко позвонил в тот же день:

— Режешь по живому, Александр Александрович. Дам выздоравливающих и нестроевых. У тебя же курорт: свежий воздух, пища хорошая четыре раза в день. Подлечатся.

— Насчет свежего воздуха, Иосиф Родионович, ты прав, а курорт?.. Направляй сколько сможешь.

Как ничтожны были возможности уберечь суда, людей, грузы от конфликтов! Афанасьев приказал всем судам идти кружным путем, через Берингово море. Там, ближе к Ледовитому океану, штормы. Волна высокая, крутая, но зато подводной лодке не всплыть. Приказал соблюдать радиомолчание: только слушать. В эфир выходить, лишь когда место судна раскрыто. Велик океан, но все же часть пути проходит вблизи японских берегов, через проливы, по узким разрешенным фарватерам. Там и молчание не помощник.

Второй день молчит «Хабаровск»… Но вот ожила черная тарелка репродуктора. Теперь радировала «Ангара»:

«Координаты… Пулеметный обстрел с самолетов. Опознавательные знаки Японии».

Потом еще одна радиограмма — о бомбежке, о приказе лечь в дрейф. Он по тексту радиограммы мог угадать, как ведет себя капитан. В радиограммах никаких восклицаний. Сухо. Кратко. Пока молодец Рябов.

IV

…Наблюдатель неудержимо хохотал. Холодок пробирал от такого смеха.

— Филатов, определить размеры косатки! — крикнул капитан.

— Метра четыре, товарищ капитан.

— С гаком или без гака?

— С маленьким гаком, товарищ капитан.

— А точнее не можете?

— Не могу, товарищ капитан, а-а-а… зачем? — Приступ истерического смеха прошел, и теперь наблюдатель ошарашенно смотрел на Рябова, пытаясь понять, издевается капитан или ему в самом деле для чего-то надо знать длину этой дохлой косатки.

— Хотел по косвенным признакам определить вес бомбы.