Окно в Париж для двоих
Шрифт:
Не дожидаясь Дашиного ответа, Татьяна прошла на кухню. Обнаружила там Гарика Прокофьева, прыгающего возле газовой плиты с полотенцем и деревянной лопаточкой. Вытаращила на него глаза. Приоткрыла было рот. А потом как выдаст:
— А ты, алкашина, чего здесь забыл?! Дашка, чего у тебя этот урод делает?!
На урода Гарик Прокофьев не обиделся. В гнусно шальные свои последние полгода прибегал иногда к тому, что вваливался в офисы некоторых пачкунов-бизнесменов — так он называл предпринимателей, не брезгующих обкрадывать как государство, так и клиентов, — и методом грубого шантажа
— Дашка! — снова взвизгнула Татьяна, упала на табуретку, тут же разложив на полстола объемные груди. — Что он у тебя? Денег клянчит? Гони к чертовой матери! Слышь ты, Гаврик, Гарик, или как там тебя, выпить нету?
— Не пью, — ответил Прокофьев и почувствовал вдруг необычайный прилив гордости за сказанное и, главное, сделанное. — И тебе не советую.
— Тоже мне советчик выискался, мент-расстрига! — гыкнула Татьяна и обернулась на Дашу: — Все знаешь о нем, девочка?
— Все. — Даша пожала плечами.
Пускай об их знакомстве с Татьяной Прокофьевым не было сказано ни слова, но то, что он пил и сильно пил еще на прошлой неделе, знала из первых уст.
— Вот бы Лешка тебя увидал! — вспомнила вдруг своего подчиненного и любовника Татьяна. — Он бы тебя за косы-то оттаскал, да. Всякую же шелупонь в дом ведешь. Разве это дело?
Напоминание о Лешкином нравственном терроре вдруг так ее расстроило, что Даша не хотела, да прослезилась снова. Встала у окна спиной ко всем и уставилась невидящим взглядом на улицу.
А там начало вьюжить. Крупные хлопья снега метались меж деревьями и домами, засыпая подмерзшую землю. Чей-то карапуз с наслаждением волтузил крохотной лопаточкой по скамейке, пытаясь ее почистить. Бабушка или няня нагнулась к нему, поправила шапочку и что-то говорила и говорила ему. Наверное, старалась убедить не заниматься бесполезной работой. Но малыш настырничал и снова и снова разгонял сыпавший на скамейку снег в разные стороны.
— Даша, надо поесть, — проговорил у нее за спиной Гарик Прокофьев. — Давай к столу.
Она села на Лешкино место. Оглядела стол. Тарелки под каждого. Сковородка в центре стола. Крупные ломти хлеба. Банка шпрот, маринованные огурчики и непонятно откуда взявшаяся бутылка водки. Стакан стоял всего один — перед Татьяной.
— Выпьем, что ли? — спросила она скорее у себя. — Выпьем.
Налила до краев, выпила. Закусила огурцом. Какое-то время жевала, тупо уставившись в свою пустую тарелку. Потом сморщила лицо и прохныкала, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Что мне делать?! Вот что?! Удавиться осталось, и только!
— Ну, уж прямо так.
Гарик, смущаясь, все подкладывал и подкладывал себе картошки из сковородки. Чертов голод все никак не хотел его отпускать.
— А как еще?! Денег нет! И, наверное, теперь уже не будет. Леха меня кинул. Хромой наседает. Тут еще из налоговой позвонили потихоньку и предупредили, что на следующей неделе проверка ко мне намечается. Это же все! Это полный писец! Меня ничто уже не спасет, ничто! Зачем
— Возьми и дом заложи, — подсказал с набитым ртом Прокофьев.
— Дом! — фыркнула Татьяна. — Он уже сто раз перезаложен, дом мой! Думаешь, мне так легко было этот миллион наскрести?! По всем сусекам мела, в долги даже влезла! И что?! И теперь все снова? Мне же теперь никто не даст. Свободных средств у меня нет, понимаешь! Нет у меня свободных денег сейчас в таком объеме. Все в обороте. И для проверки этой гребаной откат надо готовить будь здоров какой! Дашка! Чего притихла?! Скажи хоть что-нибудь, мать твою!
Даша пожала плечами, рассеянно переворачивая вилкой картофельные поджарки. Есть совершенно не хотелось. Даже позавидовала немного здоровому аппетиту своего нового знакомого. Ей кусок не лез в горло. А с языка просились страшные слова. Может, совсем и не их ждала от нее Татьяна, но она сказала как раз то, что давно обдумывала.
— Я думаю, что Леши нет в живых, Тань, — все же проговорила она через силу. — Он не крал твоих денег. Его либо использовали каким-то хитроумным способом, либо просто убили и ограбили. Лили…
— Ты мне про эту шлюху лучше ничего не говори! — заорала Татьяна, перебивая. Снова накатила себе полный стакан водки и выпила, не поморщившись. — Она!!! Эта тварь во всем виновата!!! Она его с пути истинного сбила, эта тварь! Трахался он со мной, и все было просто отлично. Как спутался с этой паскудой, так все пошло наперекосяк. Думаю, Хромому она идею подала затребовать назад свои деньги. Он же собирался построить эту квартиру. А тут вдруг назад деньги запросил. Она с ним терлась когда-то. Она могла и Леху использовать. Могли с ее легкой руки его и укокошить. Его, может, и в самом деле уже нет в живых, а она греет жопу где-нибудь на побережье. И если не греет, то собирается.
— Не соберется, — осторожно ввернул Гарик, посмотрел виновато на женщин, вздохнул и вывалил остатки картошки из сковороды в свою тарелку. — Не соберется твоя Лили уже никуда. Убили ее.
— Убили, — снова фыркнула с возмущением Татьяна, но тут же сменилась в лице, вытаращила поплывшие от водки глаза на Гарика и прошептала с ужасом: — Как убили?! Когда?!
— Эксперты определят, — заверил Гарик. — Но, судя по приметам, это именно Лили покоится теперь в подвале загородного дома Коноваловых. Хотя ее наверняка уже отвезли.
— Убили… — эхом повторила Татьяна. — Как же так… Кто убил?! Как убили?
— Ножом по горлу. Кстати, ее соседку по квартире не так давно убили точно таким же способом. Не припоминаешь, кто таким изуверским способом расправлялся со своими жертвами, а, Танюш? — Прокофьев впился взглядом в перекосившееся от страха лицо гостьи. — Ничего не слышала про Вереста? Он же — Веретено, он же — Шило. Был такой урод в команде Хромого.
— Господи, спаси и помилуй! — страшным шепотом произнесла Татьяна и, не тратя времени, начала пить водку прямо из горлышка. Отхлебнула изрядно, отдышалась, захрустела половинкой огурца, сиротливо лежащего на ее тарелке, и повторила: — Господи, спаси и помилуй! А я-то думаю… А я-то думаю, чего это красномордые мне намекают! Чего это ладонью вот так по шее?