Окно в Париж для двоих
Шрифт:
— Ага, — кисло поддакнула она и вздохнула. — Если только он не был со своим другом, раз. И если не поймал частника, два.
Она с тоской уставилась сквозь автомобильное окно на затихающий к вечеру город. Редкие прохожие жались к домам и магазинам подальше от проезжей части. Дорожное месиво летело из-под колес и кисельными брызгами оседало на снеговых валках обочин. Потускневшее к ночи небо спрыснулось редкими звездами. Меж ними лениво скользили редкие темные облака, цепляясь за размытый рожок молодой
— Ну погодка! Ну зима! — Потирая ладони, Гарик влез в машину, сунул ей на коленки промасленный пакет с пончиками и приказал: — Ешь. Горячие.
Пончиков не хотелось совсем. Хотелось поскорее найти того водителя, который мог последним видеть ее брата в городе. Сколько времени прошло, а никакой определенности! Не мог же человек бесследно пропасть! Куда-то он заходил, в квартиру своей женщины, к примеру. Летел по лестнице вниз так, что перила гудели. Кто-то из соседей мог выглянуть из окна и увидеть, в какую именно машину он садился.
— Знаешь, а это мысль, — похвалил ее Гарик. — Ты вообще меня удивляешь своей логикой. Молодец! Поехали прежде туда, а потом уже по адресам этих водителей. Вдруг и правда он не на такси приехал, а мы только время убьем.
Улица Корчмная к вечеру не стала малолюднее. И рынка не было, разошелся давно к этому часу. И злачных мест не наблюдалось, в плане ресторанов или игорных залов, а народ сновал. Разношерстный народ, к слову. Вот теперь ей стало понятно, почему за вечер сюда сразу пятеро таксистов приезжало.
— Так ничего удивительного, — пояснил Гарик, подруливая к дому, где раньше снимали квартиру Лили Громыхина с Валентиной Пыхиной. — Тут самый злачный район.
— Это как? — не поняла она.
— Проститутки, — запросто так пояснил он. — Квартиры в этих домах почти все сдаются. Либо рыночные торговцы их снимают, либо проститутки. Отсюда и посещаемость.
В одной из квартир нужного им дома на первом этаже горел свет. В нее они и постучались.
— Здравствуйте. — Даша решила говорить первой. — Вы меня не узнаете?
— А должна?
Тетка, открывшая дверь, могла быть кем угодно, но только не жрицей любви. Опустившаяся грязная особа в мужском спортивном костюме, кедах без шнурков, с почти наголо бритой головой смотрела на них сквозь толстые стекла очков и нервно теребила папиросину толстыми, растрескавшимися губами.
— Ну… Не должны, и все же. Я подруга двух девушек, что жили наверху. Лиля Громыхина и Валентина…
Тетка даже не дала ей договорить, захныкала как-то странно. И только потом они поняли, что таким образом та смеется.
— Подруга! Чего несешь, птичка! Я их, подруг, за версту носом чую. — И для наглядности тетка подергала крупным грязным носом. — Подруга она! Из ментовки, что ли? Так говори без бреха, а то подруга! Да и это… Без бутылки говорить не стану.
— А есть что сказать? — вылез из-за Дашиного плеча Гарик Прокофьев и тут же удивил всех, сказав: — Чего это ты, Зинаида, капризничаешь? Разве с властями так можно? Власть, она обходительное отношение признает и никакого больше. А ты — за бутылкой!
— Так я чего, я же не выпивки ради, а разговора для, — стушевалась моментально Зинаида, но сколько ни вглядывалась в симпатичное лицо гостя, так его и не признала. — Входите тогда, раз пришли, чего же…
Она его не узнала, а он ее очень даже хорошо помнил. Еще по прошлым своим годам, проведенным в органах правопорядка.
Были и ориентировки на нее как на наркоманку со стажем, занимающуюся сбытом зелья. Были и задержания неоднократные. Хотя и не его это был район, но подобных людей в городе они все знать в лицо были просто обязаны. Такова служба…
В квартире был такой бедлам, что Даша не желала того, да ужаснулась. Как можно было жить в комнате, где всей мебели — перевернутый кверху дном ящик, корыто тоже перевернутое, кирпичи, сложенные скамейкой, и гора старого тряпья в углу, надо полагать, исполняющая роль кровати.
— Так чего по девкам-то этим? — Зинаида без лишних предисловий ушла в угол и растянулась на груде тряпья, задрав повыше ноги на стену. — Вы садитесь, если не западло.
Им как раз так оно и было, поэтому оба остались стоять.
— Говорят, порезали девок-то. Так, нет, служивый? — это она уже к Гарику обратилась, чуть повернув голову в его сторону.
— Порезали, — не стал он спорить. — Быстро у вас тут новости разносятся.
— А то! — Зинаида перекинула папиросину в левый угол рта. — А за что порезали? Не дали кому-то, что ли? Так вряд ли. Всем подряд давали. Да и резать за это не станут. Куда-то влезли, суки мокрохвостые. Куда лезть не надо было.
— А кому давали, Зин? Кому конкретно? Знаешь, нет? — Гарик подошел чуть ближе к ее лежанке и сморщился. — Ну что ты в самом деле, как псина на полу валяешься, а! Неужели нельзя по-человечески? Раскладушку какую-нибудь притащили бы тебе. Уж такого добра…
— А на кой она мне? — совершенно искренне удивилась Зинаида. — С нее под кайфом свалишься на пол, больно. А тут падать некуда. Дальше уже земля.
Действительно, дальше падать было некуда. А земля, она всех носит, всех выдержит…
— Так что, Зинаида, — Гарик присел перед ее лежбищем на корточки. — Кто посещал подруг, не помнишь?
— Много кто. — Она загадочно дернула растрескавшимися губами. — Но один все чаще других.
— Кто такой? — Гарик быстро переглянулся с Дашей. — Имени не знаешь?