Окно в Полночь
Шрифт:
Скрипнула дверь квартиры, и в освещенном проеме показалась недовольная физиономия Муза:
— Домой дуйте, — буркнул он. — Хватит завывать на весь подъезд. Всю нечисть распугаете. Если уже не распугали.
И все-таки… хорошо дома. Тепло, елка мигает гирляндами, бигусом пахнет… Алька быстро разделась и разулась, помогла мне снять мокрую куртку, посмотрела на Муза многозначительно и протянула:
— Надо выпить…
— Надо! — разом взбодрился он. — Вина?
— Водки! — решила сестра. — Но хорошей, никакого палева!
Муз крякнул одобрительно и
— А ты — в душ! Греться и реветь, пока вся гадость не вылезет! А потом поешь и все мне расскажешь! Поняла? Все!
Хорошо, что в этом безумном мире есть что-то неизменное… Я ухмыльнулась, кивнула, но пошла не в душ. А в гостиную — зажигать свечи для своих хранителей и спасителей. Разноцветные огоньки рассредоточились по комнате, и над каждой свечой набух крошечный бутон. Черт, а если они все дружно «зацветут» и «распустятся»?.. Я одного-то саламандра едва выносила, а как быть с восемью?.. Задавят и числом, и опытом. Я потерла символ на щеке и смирилась с неизбежным. Инициация. И саламандровая история. Пока не зацвели.
Закончив со свечами, я обернулась и встретила угрожающий взгляд сестры. Да-да, уже иду. Мыться, греться и реветь, как было велено. Ночь обещает быть томной, да. Как и вся последующая «песцовая» жизнь. М-да. Но где наша не пропадала…
Эпилог
«Каждый день — подарок неба,
Каждый миг — игра судьбы,
Стань таким, каким ты не был
И останься тем, кем был»
(«К. Никольский»)
В редакции все было по-прежнему. Одни журналисты носились по прессухам, вторые чесали языки. Хмырь сидел за компом и уныло посматривал на мою суровую сменщицу. Антонина Викторовна, серьезная и собранная, вычитывала полосу. Игорек, надев наушники, балдел под любимого «КиШа» и просматривал фотки конкурентов. Санька сосредоточенно втыкал в монитор и, от усердия высунув кончик языка, рисовал кораблики для «Морского боя». Вторник — день тяжелый, да.
При виде меня все заткнулись. На секунду. Под прицелами удивленных взглядов я почувствовала себя экзотической зверюшкой, но шла по кабинету королевой. Аушино творчество так никуда и не делось, и смена моего имиджа поразила коллег до глубины души. Плюс я для храбрости накрасилась поярче. Уличные минус двадцать восемь мечты о платье обломали, но коллегам хватило и новой прически.
— Вась, да тебя не узнать!..
— Точно не узнать! А к чему такие перемены? Или к кому?
— Вась, отлично выглядишь!
Я скромно заулыбалась, поздравила всех с наступившим и нырнула в Гришин кабинет. Редактор глянул на меня устало и хмыкнул:
— Василиса? Не узнал, богатой будешь.
— Судя по тому, что меня полредакции не узнает, разбогатею я быстро, внезапно и существенно, — фыркнула в ответ, сев, и положила на стол заявление: — Привет, Гриш. Подписывай.
Он недоверчиво поднял брови:
— Увольняешься? А чего так?
— Антонина Викторовна нормально работает? — я пропустила его слова мимо ушей. Мало ли у меня причин…
— Ну…
— Гриш, подписывай. И две недели я отрабатывать не буду. Устройте все задним числом. Как обычно.
— Слушай, нечисть… — редактор смущенно завертел в пальцах карандаш.
Не знаю, как на меня повлияло все случившееся, но, оклемавшись и выйдя в народ, я обнаружила, что все тайное становится явным. Нет, мысли не читала. Но частично их угадывала. Читала по лицу, по глазам, по жестам. А уж Гриша, наш незыблемый памятник, с мыслями, написанными на лбу…
— И не мечтай, — сказала спокойно. — Я не буду вычитывать и редактировать твои рассказы между делом. Подписывай. Дел еще выше крыши.
— А проставиться? — возмутился он, но отложил карандаш и потянулся за ручкой. Порылся в бумагах и случайно смахнул несколько листов на пол.
Я шустро вскочила со стула и раньше редактора успела схватить книгу. Ага, небезызвестный Виктор Сергеев, чьи рассказы я читала в ванной… Нет, Гриша не писец ни разу. Это все происки информационного поля.
— А-а-а, так вот под чьим именем ты прячешься!
Редактор почему-то смутился. Подписал заявление, отобрал у меня книгу и оставил подпись на форзаце.
— Держи. На память. И шуруй отсюда. Не у одной тебя дел много. И, Вась… может, договоримся?
— Может, — а что, я теперь безработная, а кушать хочется каждый день. — Позвонишь. Пока!
Прижав трофеи к груди, я вышла из кабинета, спугнув подслушивающих, и перевела дух. Два дня собиралась с силами и готовила речь, а получилось все так быстро и совсем не по плану… Жаль уходить. Три года работы — почти как дома, почти в семье. Но… Я не железная. И хмырь этот…
Игорек снял наушники и полюбопытствовал:
— Это у тебя что?
— А ну работать, бездельники! — привычно рявкнул Гриша, высунувшись из кабинета. — Анна, где реклама про колбасу? Валерия, у тебя уже десять минут телефон разрывается — сними трубку и удели людям время! Александр, ты почему еще здесь? Выезд на завод через пять минут! Антонина, зайдите ко мне!
Враз кабинет почти опустел. Нечисть, значит? Ладно, «Сарумян», вспомним разговор в кафе… Я подошла к Игорю и показала ему сначала книгу, а потом — автограф. И кивнула на баннер, со стены поздравляющий всех с Новым годом. Фотограф расплылся в понимающей ухмылке. Репутация дороже рабочего места, да. Он выхватил из моих рук книгу, быстро пролистал, и в серых глазах мелькнула красная тень. Я даже не удивилась. Только обреченно диагностировала карму. Если мне кто-то нравится, если я нахожу с ним общий язык, а наши мысли сходятся — передо мной сущность. Серединная. Игорек подмигнул, отдал книгу и привычно плюхнулся на кресло, надев наушники. Ага, пока-пока. И привет от Владлена Матвеевича.