ОКО ЗА ОКО Этика Ветхого Завета
Шрифт:
Как это ни парадоксально, но в каком–то смысле царь стал центром теократии.Израильский царь, конечно же, не считался божественным сам по себе, но был призван, чтобы демонстрировать божественные свойства как образец того подражания Богу, которое, как мы видели в первой главе, было основным измерением ветхозаветной этики. Царь не должен был быть «сверхизраильтянином», наслаждаясь престижем положения (Втор. 17, 20). Скорее, он должен быть образцовым израильтянином, устанавливающим высочайший стандарт преданности закону (Втор. 17, 19). Для этой задачи он получил особенные дары Божьей благодати. Он был помазан, что символизировало особенную миссию от Бога и силу Божьего Духа. Он был усыновлен как сын Божий (2 Цар. 7, 14; Пс. 2, 7), тем самым объединяя в своей личности высокий статус сына и ответственность послушания,
Эти высокие ожидания, возложенные на израильского царя, объединялись в одном слове «пастух» — понятие, которое также применялось к Богу, насколько нам известно (Пс. 22, 1 и дал.). На человеческом уровне у пастухов была очень ответственная и трудная работа, но относительно низкий социальный статус. По отношению к царям сравнение с пастухом было сильным напоминанием об обязанностях, а не о славе царствования. Царь должен следить, чтобы среди его народа вершилась справедливость, Божья идея справедливости (см. Пс. 71, 1) в интересах нищих и притесняемых. Несостоятельность нескольких поколений царей в этой сфере навела на израильского царя–пастыря гнев пророков: «горе пастырям Израилевым, которые пасли себя самих! не стадо ли должны пасти пастыри?… Слабых не укрепляли, и больной овцы не врачевали, и пораненной не перевязывали… а правили ими с насилием и жестокостью» (Иез. 34, 2–4; ср. Иер. 22, 1–5; 23, 1–4). Любопытно, что Иезекииль видит главную проблему в нечестивых и бессердечных правителях, а ее решение в новом утверждении теократии. Господь заявляет: «вот, Я Сам отыщу овец Моих и осмотрю их… буду пасти их по правде» (Иез. 34, 11–16).
Тем не менее, даже в этом эсхатологическом видении правление Господа остается посреднической теократией; богословие Сиона–Давида не отвергнуто: «И поставлю над ними одного пастыря, который будет пасти их, раба Моего Давида; он будет пасти их и он будет у них пастырем» (Иез. 34, 23). Только пришествие мессианского царя, который будет одновременно сыном Давида и самим Господом Богом, помогло объединить оба аспекта видения. Это не означает, что все израильские цари не выполняли свой долг — отображать характер Бога. Некоторые из них, по крайней мере, заслужили хорошую репутацию тем, что были милостивее, чем это предусматривали нравственные обычаи их времени (3 Цар. 20, 31 и дал.). А Иосия доказал, что на самом деле знал Господа, исполняя его требования: праведность и справедливость ради нищих и нуждающихся (Иер. 22, 15–16; ср. 9, 23–24; 4 Цар. 23, 25).
Если царю следовало истинно добиваться справедливости среди своего народа, защищая страждущих, спасая детей, нуждающихся, сокрушая угнетателя (см. Пс. 71,4), тогда он должен быть доступным, так же как пастух для своих овец. И это в самом деле заслуживающая внимания особенность израильской монархии, по крайней мере, в раннем ее периоде. К царю могли прийти и умолять о справедливости простые люди или, от их имени, пророки. Среди примеров притча Нафана ради Урии (2 Цар. 12, 1–10), Иоав и притча мудрой женщины из Фекои ради Авессалома (2 Цар. 14, 1–24), обращение блудницы к Соломону (3 Цар. 3, 16–28), и обращение женщины сонамитянки к Иораму (4 Цар. 8. 1–6).
Эта особенность израильских царей имеет свою теократическую параллель. Народ, дороживший привилегией приближаться к Богу в поклонении и молитве (см. Втор. 4, 7), вряд ли смог бы принять недоступного царя. Если Бог, обитавший в вечности, снизошел до того, чтобы жить с незнатными и выслушивать просьбы таких, как Анна, то не стоило человеческому политическому руководству становиться недосягаемым и возноситься над критикой. Даже когда позже цари Израиля и Иудеи стали исключительно самодержавными, живой голос пророчества нельзя было заставить умолкнуть. Говоря политическим языком, пророки выполняли роль, сравнимую с «оппозицией ее величеству», заставляя политическую власть прислушиваться к критике, напоминая о ее неизбежной подотчетности Богу и народу.
Нафан и Иоав использовали интересный и иносказательный подход в противостоянии политической власти. Первый был вызван откровенной несправедливостью, второй — непопулярной политикой, но оба произвели одинаковый эффект. Они задели за живое и подтолкнули царя к тому, что ему следовалоделать: в нравственном и политическом смысле они задействовали его, заставляя высказать суждение по конкретному делу. Это были практичные, особые вмешательства, связанные
Эти образные способы обращения к власти служат хорошим примером для христианского участия в политике. Христиане, будучи «солью и светом» для этого мира, должны постоянно приводить нравственные аргументы политическим властям, убеждая их действовать. Особенно это нужно делать ради слабых, беззащитных, тех, с кем поступили несправедливо или грубо пренебрегли, как в рассказах Нафана и Иоава. Важно, чтобы это убеждение было действенным для решения конкретных проблем и задач.
Пророческое изображение отношения Бога к монархии
Восприятие Богом этого периода следует искать главным образом в голосах пророков.От них мы узнаем об условном и неполном принятии Богом монархии в качестве политической формы для своего народа. Можно подытожить представление пророков о монархическом государстве Израиля (как северного, так и южного царствах), сказав, что они принимали его богоданность,но отвергали подмену в нем Бога.Например, важно, что в момент отделения северных племен от Иуды один и тот же пророк, Ахия, одновременно ободрял Иеровоама, утверждая, что это отделение было задумано Богом как суд над домом Соломона (т. е. Бог давал ему царство), и позднее сурово критиковал его за идолопоклонство, в которое он ввел северные колена (его царство узурпировало место Бога) (3 Цар. 11, 29–39; 14, 1–16).
1. Двойной грех.Любопытно сравнить грех двух главных персонажей повествования о разделении царства — Ровоама и Иеровоама.
Грехом Ровоамабыло тираническое злоупотребление властью для личного обогащения и престижа. Конечно, от своего отца Соломона он унаследовал непростую империю, зависящую от жестокого бремени налогообложения и принудительного труда. Но Ровоам намеренновыбрал путь угнетения и правления при помощи силы в качестве заявленной политики государства (3 Цар. 12, 1–14), даже когда была предложена альтернатива. Поступив так, он отверг совет старейшин, напоминавший ему о подлинной израильской концепции политического руководства — взаимном служении: «если ты на сей день будешь слугою народу сему и услужишь ему… то они будут твоими рабами на все дни» (3 Цар. 12, 7). Отвержение этого совета стоило Ровоаму более половины его царства, но не отвратило его или его преемников, на севере или юге, от искушений властью. Пастыри уничтожали собственное стадо. Но Ровоам отверг не просто человеческий совет. Он также отверг ясные требования завета Господня о том, что справедливость и сострадание должны характеризовать все отношения в Израиле, и особенно быть признаком тех, кто находится у власти.
Грехом Иеровоамабыло подчинение религиозных обычаев политическим целям — выживанию и независимости собственного новорожденного государства. Идолопоклонство северного царства было сконцентрировано на золотых тельцах в Вефиле и Дане. Однако нам следует разобраться, что они означали. Из 3 Цар. 12, 26 и далее мы видим, что Иеровоам явно не собирался поклоняться ложным богам как таковым. По всей вероятности, тельцы должны были символизировать присутствие Господа, выведшего Израиль из Египта. Это было в большей мере нарушением второй заповеди, чем первой. Но главный акцент идолопоклонства Иеровоама состоит в мотивах его поступка и инициированных им дополнительных религиозных ритуалах и должностях. Он явно стремился защитить свое зарождающееся царство от каких–либо народных устремлений к величию Иерусалима (3 Цар. 12, 26–27). Чтобы быть абсолютно спокойным, он предложил для северного царства альтернативную систему культа, которую он полностью разработал, утвердил и руководил ею самостоятельно, и вся она служила интересам его государства (3 Цар. 12, 31–33). В результате Господь стал номинальным главой его государства. Само государство стало идолопоклонническим. Поклонение Господу использовалось ради другой цели — сохранения государства, или, если точнее, ради выживания нового царя (3 Цар. 12, 27).