ОКО ЗА ОКО Этика Ветхого Завета

Райт Кристофер

Напротив, нам необходимо изучать и классифицировать законы Ветхого Завета на фоне их социального окружения в древнем Израиле, и затем обсуждать, какие важные нравственные особенности или принципы возникают в каждомиз видов закона. Таким образом, предложенная ниже классификация израильских законов не дает ответа на вопрос: «Какие законы все еще обязательны (или хотя бы важны в этическом смысле) для нас, а какие нет?» Скорее, такая классификация поможет распознать этическую важность всего закона Израиля, поняв его функцию и цель в его собственном контексте. Это на самом деле не более чем применение фундаментального принципа библейской герменевтики, то есть: первый шаг к пониманию любого библейского текста — спросить, что он означал в своем историческом контексте, настолько, насколько мы можем определить его.

Одна из самых известных классификаций ветхозаветного закона среди ученых критической школы — это двойное деление, предложенное Альбрехтом Альтом (Albrecht Alt). [246] Альт отличает «аподиктический закон» (законы, которые обычно начинаются

фразой «не делай» и образуют абсолютное повеление или запрет, как правило, не указывая конкретного наказания) и «казуистический закон» (законы, описывающие прецеденты, которые начинаются с «если…» или «когда…», после чего следуют инструкции, что должно быть сделано, какие наказания, если такие есть, применяются, и прочее). Хотя эта классификация полезна и широко используется, она, по всей видимости, слишком проста, чтобы охватить все разнообразие законов, которые мы встречаем в Пятикнижии. Более подробную классификацию предложил Энтони Филипс (Anthony Phillips). [247] Хотя классификация Филипсом уголовного права имеет свои слабости, [248] в целом предложенное им функциональное деление законов представляется убедительным, и я развил его далее в представленном ниже обсуждении.

246

Albecht Alt, 'Origins of Israelite Law'. Хороший обзор многих подходов к закону Пятикнижия и новейшую библиографию см. М. J. Selman, 'Law'.

247

Anthony J. Phillips, Ancient Israel's Criminal Law.

248

Некоторые особенные положения, в которых я критиковал аргументы Филипса, особенно в его отношении к прелюбодеянию, краже и желанию можно найти в С. J. H. Wright, God's Land,pp. 89–92, 131–141, 200–221.

Уголовное право

Преступлением является любой проступок, который определенное государство считает противоречащим интересам всего общества. Конкретное правовое определение специфических преступлений будет, следовательно, отличаться в разных государствах согласно историческим, социальным и культурным тенденциям и ракурсам. Соответственно, преступник наказывается ради всего общества во имя высшей власти в государстве. Поэтому уголовное право отличается от гражданского права. Гражданское право касается частных споров граждан, в которых можно апеллировать к публичной власти о вынесении решения, или же она даже может вмешиваться в судебном порядке. Однако в гражданских делах государство или национальное сообщество само не является потерпевшей стороной. Поэтому может быть множество гражданских дел, в которых не совершено преступление.

В ветхозаветное время Израиль был государством. [249] Израильтяне верили, что обязаны своим национальным существованием исторической искупительной деятельности Яхве, Господа. Именно Господь вызвал их к существованию посредством призвания Авраама, Господь освободил их из Египта, Господь сделал их собственным народом благодаря завету у Синая, Господь дал конституцию и законы, согласно которым им следовало жить, Господь даровал им землю Ханаанскую. По этой причине, а также в согласии с требованиями завета между Господом, Великим Царем, и израильтянами, вассальным народом, верховная власть в государстве принадлежала Господу.

249

Здесь я использую понятие в общем значении названного национального сообщества, связанного узнаваемыми связями этнической принадлежности, религии, языка и территории, с некоторой степенью социально–политической структурированности и власти. В этом общем значении даже племена Израиля представляли подобное национальное сообщество (по крайней мере, в идеале) еще до основания более централизованного монархического государства, зародившегося при Давиде и Соломоне. Я не использую слово в более развитом значении современного национального государства, появившееся в Европе после эпохи Возрождения как одно из проявлений модерна.

Это значение теократии в ее ветхозаветной форме завета. Все ключевые функции социальной власти передавались в руки Господа: Господь был верховным законодателем, верховным судьей, главным землевладельцем, верховным главнокомандующим армий. Господь, иначе говоря, был царем в Израиле. [250]

Также Израиль верил, что его отношения с Господом были их raison d'etre;то есть они существовали как народ только благодаря этим отношениям, так что выживание и безопасность были связаны с сохранением их. По этой причине любое действие, которое было фундаментальным нарушением этих отношений, являлось угрозой безопасности всей нации. Проступок против Бога был проступком против государства, зависящего от Бога. Проступок против Бога и заветных отношений грозил навлечь гнев Господа на все сообщество (и несколько повествований описывают примечательные случаи подобных бедствий). Подобные проступки считались поэтому преступлениями, и к ним относились очень серьезно. Поскольку Израиль счотал Господа царем и хотел, чтобы царствование было воплощено во всех аспектах национальной жизни, социальная и богословская сфера придерживались единого мнения в вопросе понимания сущности того, чем было преступление в Израиле.

250

Эта поразительная степень, до которой

все формы общественной, политической, экономической и религиозной власти были сфокусированы на Яхве, и то, какое влияние это имело в умалении всего человеческого осуществления власти в тех же сферах, очень подробно анализируется в Norman К. Gottwald, Tribes of Yahweh.

В свете этого понимания мы можем вновь увидеть центральную важность Декалогадля Израиля. Он был обобщением основных видов отношений, которые либо требовались, либо запрещались властью Бога, благодаря благодати и силе которого Израиль существовал как народ. Я не хочу сказать, что Декалог по сути был кодексом уголовного права в моем понимании этой фразы. Для начала, он не содержит конкретных наказаний в списке десяти слов. Однако он устанавливает границы и обязательства завета и тем самым определяет характер и степень того, что для Израиля будет серьезным преступлением — преступлением против Господа, против завета и против всей общины завета. Другие законы растолковывают правовые детали и последствия в связи с конкретными прецедентами нарушения различных заповедей.

Знаменательно то, что все проступки, за которые в ветхозаветном законе установлена смертная казнь,могут быть отнесены, прямо или косвенно, к конкретной заповеди из Декалога. [251] В свете характера преступления, как оно описано выше, эти случаи смертной казни не должны считаться примитивными или фанатичными. Они красноречиво свидетельствуют о серьезном отношении к завету, особенно там, где нарушение последнего подвергает опасности все сообщество. Целью высшей меры наказания было сохранение жизни сообщества при помощи удержания народа от совершения подобных проступков и очищения его от тех, кто их совершил. [252]

251

Например, поклонение иным богам, изготовление идолов, неверное использование имени Господа (напр., в ложном пророчестве), нарушение субботы, проклятие или избиение родителей, убийство, прелюбодеяние, лжесвидетельство (если лжесвидетельство привело к наказанию обвиняемого).

252

Интересное исследование смертной казни и различных форм законов, включающих ее, в Ветхом Завете предложил Эрхард Герстенбергер (Erhard Gerstenberger, 'Life–Preserving Divine Threats'). Он отмечает иронию в том, что явной причиной введения этих наказаний смертью на самом деле является сохранение жизни, что скорее напоминает предостережение на электрическом оборудовании: «Осторожно! Опасно для жизни» (мой пример). «Божественные угрозы смертью против потенциальных нарушителей противодействуют вероятным катастрофам. Предписания смерти или угроза смерти напоминают нам о тяжести преступления; они призваны сохранить основу человеческой жизни, но их не следует понимать в правовых терминах. Они не «закон» в общепринятом значении слова, а скорее предупреждающее средство сдерживания» (р. 49).

С другой стороны, хотя все преступления, подлежащие смертной казни, можно связать с Декалогом, однако это не вполне верно: не для всех десяти заповедей была санкционирована смертная казнь. Десятая заповедь (запрет зависти) по своей сути не подвергалась какому–либосудебному наказанию, тем более смерти. Однако это говорит о том, что человек может считаться морально виновным перед Богом, не совершив внешнего, наказуемого юридически проступка. Иисус применил тот же принцип к прочим заповедям (Мф. 5, 21–24.27–28). Восьмая заповедь (запрет воровства) касается собственности, а никакое преступление против собственности не влекло за собой смертной казни в обычных израильских судебных процедурах (см. ниже). Тем не менее, из–за важности семейной земли и имущества кража все же была серьезным проступком, и поэтому включена в ядро завета.

Прецедентное право

Очень многие законы в Пятикнижии начинаются с «если» или «когда», после чего в них описывается ситуация, а завершаются они постановлениями или наказаниями, касающимися описанной ситуации. Это прецедентное право, которое иногда называют казуистическим законом. Наилучшие примеры находятся в Книге завета, среди которых прецеденты вреда, небрежности, изнасилования, случайного увечья, споры о взятом взаймы или внаем имуществе и тому подобном (прочтите, например список типичных прецедентных законов в Исх. 21, 8 — 22, 15). Этот вид гражданского права, охватывающий споры граждан, конечно же, является особенностью большинства обществ, и существует много схожего между израильским правом и прочими древними ближневосточными сводами законов, особенно из Месопотамии (например, Кодекс законов Хаммурапи).

Но все же существуют существенные отличиямежду израильскими законами и законами других народов. Одно поразительное отличие израильского гражданского права можно увидеть в законах о рабах. Три ветхозаветных гражданских закона действительно не имеют параллелей в каком–либо из древних ближневосточных сводов законов. Исх. 21, 20–21 и 21, 26–27 обсуждают дело нанесения увечья или убийства раба их собственными господами,а Втор. 23, 15–16 предоставляет убежище беглому рабу. [253] Не был найден ни один древний ближневосточный закон, который делал бы господина ответственным за его отношение к собственным рабам (в отличие от увечья, нанесенного рабу другого господина), напротив, универсальный закон о беглых рабах предписывал, что они должны быть отосланы назад, обещая строго наказать тех, кто нарушал его.

253

Каждый из этих законов обсуждается ниже, в десятой главе.