Окольцованные злом
Шрифт:
Конец дискуссии положил младший лейтенант, резко затормозив, он несколько некстати поинтересовался:
— Эй, мужик, документы есть?
«Этого еще только не хватало». Издали заметив, как милицейский «УАЗ» остановился около Башурова, Катя поспешила: с этих станется, запрут в «обезьяннике» на сутки, потом доказывай, что лунатик, мол, прогуляться просто вышел. Однако болезный повел себя странно. На глазах окаменевшей Катерины Мишаня буквально размазал любопытного лейтенанта по стене дома, старшине, поспешившему начальству на выручку, основательно досталось по черепу, да так, что ноги подкосились, а схватившийся было за
«Иди к Хармакути, поклонись солнцу». Голос в голове Башурова звучал не переставая, его громовые раскаты заглушали все мысли.
— Слушаюсь, господин. — Даже не оглянувшись, киллер двинулся дальше, сильные ноги несли его сами собой.
— Берсеньев, остановись, Миша! — Осознав наконец, что ее не слышат, Катюша припустила следом и вдруг громко, по-бабьи, разревелась: ну за что ей все это?
Тем временем Виктор Павлович миновал рынок, вывернул на набережную и, проковыляв вдоль трамвайных путей, оказался возле постамента одного из сфинксов, прибывших в Северную Пальмиру из древних Фив. Рука его сама собой протянулась вперед и коснулась тысячелетнего камня. И сейчас же красная пелена перед глазами рассеялась, голос затих, и Виктор Павлович внезапно почувствовал, что на улице студено, а он почти не одет.
«Едрена вошь, как это меня сюда занесло?» Почесывая затылок, он принялся скакать и подпрыгивать, пытаясь согреться, и, заметив зареванную Катю, страшно обрадовался:
— Вот здорово! Ты что это, мать, со мной на пару выгуливаешься?
Киллер натянул штаны, обулся, но все равно почувствовал, как от холода его начинает колотить.
— Слушай, а что мы тут делаем?
Не ответив, Катя заплакала, и, решив, что действительно для разговоров время не самое подходящее, ликвидатор принялся ловить машину. Учитывая его внешний вид, а также время суток, сделать это было весьма непросто. Но наконец, размахивая полтинником, он все же фаланул какого-то седого мужика на серой «Ниве», и вскоре они с Катей были дома.
— Ты хоть расскажи, что было? А то у меня совсем чего-то память поотшибало… — Первым делом ликвидатор полез в ванну. Хотя его тело все еще тряслось от холода, ни один член, слава богу, он себе не поморозил. А на душе у Виктора Павловича и вовсе было спокойно и радостно, будто он только что совершил что-то очень важное и хорошее.
— Что было? — Катерина нервно усмехнулась. — Да ничего. Ты просто встал и пошел. — Она уселась на ящик с грязным бельем, где обычно любил сворачиваться калачиком кот Кризис, губы ее мелко дрожали. — Потом чуть ментов не ухайдакал. Проковылял с голой жопой до моста и пришел в себя. Хотелось бы надеяться, что навсегда.
— Ни хрена не помню. — Ликвидатор осторожно, чтобы не наделать луж, вылез из ванны и потянулся за полотенцем. — Слушай-ка, солнце мое, а что означает по-вашему Хармакути? Просвети, сделай милость.
Хармакути? Думаешь, я так все и помню? — Не закрывая за собой дверь ванной, Катя зашла в комнату, окинула взглядом книжные полки. — Где-то должно быть, сейчас посмотрим. Вот. «Хармакути — это древнее название сфинкса, дословно «солнце на горизонте», основанное на том, что каменный колосс смотрит на восток». — Она подняла глаза на появившегося в дверях розового после ванны Башурова и снова уставилась в книгу. — «Вероятно, может служить синонимом любого предмета, выполненного в форме фигуры
— Знал бы прикуп… Понятия не имею, солнышко. — Виктор Павлович, почувствовав вдруг, как на него наваливается страшная усталость, присел на постель. — Будто толкал кто-то в спину иди, иди, иди!
Глаза ликвидатора стали закрываться, он расслабленно повалился на подушки, но Катя, подскочив, внезапно яростно тряханула его за плечи:
— Ты что, не понимаешь, что с этим не шутят. Тебя же в дурку скоро засадят! Завтра же двигай к врачу, к знахарке, к экстрасенсу, куда хочешь, и давай лечись, гад!
— Угу. — Не открывая глаз, Башуров кивнул. Ему казалось, что он стремительно падает в какой-то бездонный колодец, и, приземлившись наконец на что-то очень мягкое, он блаженно вытянулся. Снились ему сверкающие пески Ливийской пустыни.
Когда Виктор Павлович проснулся, за окном уже вовсю светило солнце, — на часах было начало двенадцатого. «Нас утро встречает прохладой!» Бодро поднявшись, он увидел на столе «Рекламу-шанс» недельной давности, где фломастером были обведены призывы магов, колдунов и экстрасенсов, бравшихся избавить от любой напасти.
Развеселившись, Башуров основательно засел в отхожем месте. «ДРЕВНЯЯ МАГИЯ ИНДЕЙЦЕВ ВИННЕБАГО. Устранение кармических и оккультных причин, приводящих к наркомании, азартным играм и шизофрении». «Видение ауры. Развязка кармических узлов. Магия ВУДУ». «Воссоединение семьи. Прикосновение к чуду. Психоанализ на энергетическом уровне. Трансовое исцеление глаукомы».
Вдохновленный — для русских народных целителей нет ничего невозможного! — ликвидатор переместился в ванную, затем долго разминал члены и, очутившись наконец на кухне, узрел записку: «Михаил, будь умницей, сходи поправь здоровье драгоценное. P. S. Если худо с финансами, в морозилке двести баксов». Башурову сделалось смешно: надо же, обычно в холодильнике держат деньги мужики, а бабы все больше в шкафу под бельем прячут. Вытащив остатки вчерашней курицы по-кахетински, он поставил кастрюлю на медленный огонь — разогреваться, а сам пока принялся звонить по объявлениям.
Ясновидящие, колдуны и ворожеи растекались по телефонной трубке медом, обещая гарантированное снятие сглаза, порчи и венца безбрачия. Все как один грозились устранить соперниц и соперников, наказать неверных супругов, откорректировать фигуру и дать установку на повышение зарплаты. Пообщавшись с оккультистами минут пятнадцать, Виктор Павлович остановил свой выбор на приверженце каббалистического учения, исцеляющем талисманами, жестами и заклинаниями. В глубине души он симпатизировал представителям народа избранного, особливо если те не лезли в большую политику.
Договорившись о приеме, ликвидатор наконец приступил к завтраку. А уже через час с небольшим, вымыв, к своему удивлению, посуду и совладав с капризным ригельным замком, он мчался навстречу исцелению. Всю дорогу Виктор Павлович никак не мог сообразить, на что ему лучше пожаловаться: на южный загар, полученный во время слежки за фараоном Миной, на задушевные беседы с ибисоголовым Тотом или на прогулку с голой жопой по Васильевскому острову? Эх, и угораздило же его! Нет бы чего попроще: «Здравствуйте, доктор, это мы — я и мой сифилис!»