Окольный путь
Шрифт:
— Он подойдет великолепно. Присылай его ко мне. Я его сразу же найму. А затем дам все, что ему потребуется, как для публичной лести, так и для запуска слухов.
После того как епископ и Михаил вышли, Велисарий сел рядом с женой и взял ее за руку.
Он говорил точно так же — твердо и уверенно, не собираясь отступать, но в его голос добавилась нежность.
— Прости, любовь моя. Но это единственный безопасный способ. Другого я не вижу. Знаю, сколько боли он принесет, когда люди опять начнут шептаться о тебе, но…
Антонина засмеялась
— Обо мне? Ты думаешь, мне есть дело до того, что люди будут говорить обо мне?
Она повернула голову и посмотрела ему в глаза.
— Я — шлюха, Велисарий.
Муж ничего не ответил. В его глазах светилась только любовь. Жена снова заговорила.
— О, ты сам никогда не произносил это слово. Но я произнесу. Я трудилась на панели. Все это знают. Как ты думаешь, шлюхе есть дело до того, что люди говорят о ней? — Она снова резко засмеялась. — Ты понимаешь, почему императрица Феодора мне доверяет? Доверяет, Велисарий! Как никому другому. Потому что мы обе были шлюхами, а единственные люди, кому по-настоящему доверяют шлюхи — по-настоящему! — это другие шлюхи.
Слезы снова навернулись ей на глаза, но она их быстро смахнула.
— Я люблю тебя, как никогда никого не любила в жизни. Конечно, больше, чем я люблю Феодору. Мне даже не нравится Феодора, многим она не нравится. Но я не могла доверить тебе секрет о моем незаконнорожденном ребенке. Тем не менее я доверилась Феодоре. Она знала. И я также доверила другой шлюхе, Гипатии, заботу о своем сыне. — Ее голос стал резким. — Не беспокойся о том, что люди говорят обо мне. Меня это не волнует. Ты даже не можешь себе представить, насколько мне это безразлично.
— Тогда…
— Но меня очень волнует, что люди говорят о тебе!
— Обо мне? — Велисарий рассмеялся. — Что они еще могут сказать, чего не говорили раньше?
— Идиот! — прошипела она. — Сейчас они говорят, что ты женился на шлюхе. Поэтому они насмехаются над твоим здравомыслием и твоим вкусом. Но они видят, что шлюха не ходит от тебя на сторону, поэтому они — втайне — восхищаются твоей мужской силой. — Она невольно засмеялась и скопировала шепот кумушек. — «Наверное, у него, как у коня, если он удовлетворяет шлюху». — Смех прекратился. — Но теперь они станут называть тебя рогоносцем. Насмехаться над тобой, как и над твоим здравомыслием. Ты станешь смешон. Смешон — слышишь меня?
Велисарий снова рассмеялся. Весело — к ее удивлению.
— Знаю, — сказал он. — И рассчитываю на это.
Он встал и протянул к ней руки.
— Да, любовь моя. Я на это рассчитываю. — Он сам скопировал шепот, которым передают слухи: — «Какой человек позволит жене появляться перед собой со своими любовниками? Только самый жалкий, слабый, трусливый». — Его голос стал твердым, как сталь. — И затем это дойдет до врага, и враг спросит себя и какой же из него полководец?
Антонина в удивлении посмотрела на него.
— Я не подумала об этом, — призналась она.
— Знаю. Но все это к делу не относится. Ты врешь, Антонина. На самом деле и тебя не волнует, что люди говорят обо мне, точно так же, как меня не волнует, что люди говорят
Она отвернулась, поджав губы. С минуту молчала, затем наконец из ее глаз брызнули слезы.
— Нет, не волнует, — прошептала она.
— Ты боишься, что я поверю сплетням.
Она кивнула. Слезы полились градом. Ее плечи тряслись. Велисарий опять сел рядом и крепко обнял маленькую женщину.
— Я никогда им не поверю, Антонина.
— Поверишь, — выдохнула она между рыданиями. — Поверишь. Не сразу, но скоро. Может, и несколько лет не будешь верить. Но в конце концов поверишь. Или по крайней мере станешь задумываться, и подозревать, и сомневаться, и не верить мне.
— Нет. Никогда.
Она посмотрела на него сквозь слезы.
— Как ты можешь быть в этом уверен?
Велисарий грустно улыбнулся.
— На самом деле ты, жена, меня не понимаешь. По крайней мере, не полностью. — Его взгляд был направлен вдаль. — Думаю, единственным человеком, по-настоящему понимавшим меня, был Рагунат Рао. С которым я никогда не встречался, кроме как в видении. Но я тоже понимаю его, как он скрывается в лесу, неподалеку от дворца Венандакатры, молясь всем сердцем, чтобы любимая им принцесса позволила Венандакатре собой овладеть. И более того — улыбнулась бы своему осквернителю и похвалила его мужские способности. Я делал бы то же самое.
Велисарий взял голову жены в ладони и повернул к себе.
— Рагунат Рао был величайшим воином, рожденным среди маратайцев. А каста маратайцев — это индийская каста великих воинов, как и каста раджпутов. Тем не менее того великого воина, скрывающегося в лесах, совершенно не волнуют такие вещи, которые обычно беспокоят воинов. Гордость, честь, уважение, еще меньше девственность и непорочность. Они для него ничего не значат. Потому что он в глубине души не воин, а танцор.
Антонина не могла не рассмеяться.
— Но ты-то — самый плохой танцор, которого мне доводилось видеть!
Велисарий рассмеялся вместе с ней.
— Да. Так. — Затем он стал серьезным. — Я — ремесленник. Ты же знаешь: я никогда не хотел стать солдатом. Мальчишкой я все время болтался в кузнице, восхищаясь работой кузнеца. Я больше всего на свете хотел стать кузнецом, когда вырасту. — Он пожал плечами. — Но этому не суждено было сбыться. Не для мальчика моего происхождения. Поэтому я стал солдатом, а потом полководцем. Но я не растерял обычного для ремесленника подхода к труду.
Он улыбнулся.
— Знаешь, почему меня обожают мои солдаты? Почему Маврикий все для меня сделает — как, например, эта поездка в Антиохию?
Поскольку вопрос был опасным, Антонина предпочла смолчать.
— Потому что они знают — им не придется умирать и мучиться в агонии где-то на поле брани, куда полководец послал их из чувства гордости или чтобы сохранить лицо, или показать свою доблесть, или из-за тщеславия, или по какой-то другой причине, кроме одной, это самое подходящее место, где они должны находиться, чтобы работа была выполнена хорошо. — Велисарий снова хитровато улыбнулся. — И именно поэтому Маврикий проследит, чтобы один сутенер по имени Констанций получил по заслугам.