Окончательное решение

Саваж Шей

Не могу с этим согласиться.

– Ты был его героем, Эван.

– Я – герой? Едва ли, – отодвигаюсь от неё и встаю. Начинаю расхаживать по комнате, чувствуя, как мой желудок скручивается в узел. – А что же теперь, а? Как бы он сейчас стал ко мне относиться? Зак был хорошим парнем. Он даже, блядь, каждую ночь молился. Какого дьявола его убили, а я вернулся, чтобы убивать кого-то ещё?

Алина встаёт и подходит ко мне, хватая меня на этот раз за обе руки. Она тянет меня обратно к дивану и садится на мои колени верхом.

Кладёт руки на мои плечи и придвигается так близко, что наши носы почти соприкасаются.

– Тот человек, – говорит она и прежде, чем продолжить, делает паузу, собираясь с мыслями, – тот, о ком рассказывал Зак, тот храбрец и герой, которым он так восхищался, – это ты, Эван. Ты. Ты таким был и ты остался тем же самым человеком.

– Всё, что я с тех пор делал... – я закрываю глаза и качаю головой.

– Это никак не отменяет того, кем ты был раньше. Это не мешает тебе оставаться тем же человеком. Ты всё ещё он. Ты по-прежнему делаешь все эти замечательные вещи, которые заставляли Зака так гордиться тем, что он воевал рядом с тобой. Он любил тебя, как своего брата.

Брата по оружию.

Я бросаю взгляд вниз на вытатуированные на запястье пулю и буквы. Хорошо помню тот день, когда мы с Заком пошли в тату-салон и сделали одинаковые татуировки: я с его инициалами, а он с моими.

Видимо, Алина обратила внимание, куда я смотрю, потому что она наклоняется и начинает поглаживать буквы ЗТМ. Закари Томас Маршалл. Она обхватывает пальцами моё запястье, подносит его к губам и целует по очереди каждую букву.

– Мне не хватает его улыбки, – тихо произносит она, – и его глупого смеха.

– У него был дурацкий смех.

– И такой громкий! – улыбается Алина. – И он всегда смеялся над самыми глупыми шутками.

– И сам не мог рассказывать анекдоты, – улыбаюсь я тоже, вспомнив все глупые остроты, которые придумывал Зак, утверждая, что это каламбуры. В них никогда не было никакого смысла. – Он обладал наихудшим чувством юмора, но ты был обязан смеяться всякий раз, когда Зак шутил.

– Точно! И каждый раз удивлялся, какого чёрта ты смеёшься.

Мою голову заполоняют яркие воспоминания, картинки, наполненные пивом и глупыми шутками.

– Так вот почему ты сейчас здесь? – спрашиваю я. – Из-за чувства долга, ты думаешь, что должна Заку за его доброе к тебе отношение?

Алина долго смотрит на меня, протягивает руку, чтобы погладить по щеке.

– Поначалу, да, – спокойно говорит она. – Но теперь всё по-другому.

– Почему?

– Потому что раньше мне приходилось судить о тебе только по письмам Зака. Я знала твой характер только от него. Теперь я знаю тебя настоящего.

– И не убежала с криком?

– Ты меня не пугаешь, Эван.

– Может, стоит меня бояться.

– Тебе грустно, – шепчет она. – Печально и одиноко. Ты винишь себя за то, что в принципе не мог контролировать ситуацию. Это не значит, что ты плохой человек.

Я громко смеюсь.

– Есть тысячи других вещей, которые

делают меня плохим человеком.

– Ты не такой, – возражает Алина. – Возможно, ты сейчас так и поступаешь, но ты всё равно не такой.

– Очень многие убитые мной люди с тобой не согласились бы.

– Тебе нужно быть частью чего-то, Эван. Нужно кому-то принадлежать. Тот факт, что ты случайно нашёл всё это в человеке, который просит тебя совершать такие вещи, всего лишь случайность. По этой же причине я оказалась уличной шлюхой.

– Я не понимаю, как можно сравнивать две эти вещи. Ты даёшь людям то, что они хотят и в чём нуждаются. А я забираю их жизни.

Алина не отвечает. Она просто смотрит через плечо на снимок, лежащий на журнальном столике. Интересно, стоит ли показать ей остальные фотографии, которые я с собой захватил. Я всё ещё думаю над этим, что когда она говорит:

– Эван, где ты взял эту фотографию?

Ох, дерьмо!

Со всеми этими разговорами о Заке и о том, что случилось с нами обоими, я просто забыл, как я вообще наткнулся на снимок. Она просила меня держаться от этого подальше, а я стал действовать за её спиной и разобрался со всем по-своему.

– В квартире твоего отца, – в данный момент нет причин врать. Она достаточно скоро всё узнает сама.

Она прикрывает глаза и отводит взгляд, впившись пальцами в мои плечи. Я не двигаюсь и просто наблюдаю, как она пытается контролировать дыхание и кусает губу.

– Он мёртв, не так ли?

Я не отвечаю. Когда она поворачивается и снова встречается с моими глазами, уверен, что она видит в них ответ, но я ни слова не стану говорить.

– Ты сделал это для меня, да?

Я снова не отвечаю. Ей будет достаточно моего молчания.

Алина откидывается назад на моих бёдрах и опирается руками на свои колени. Она смотрит на дверь, что-то обдумывая, и я напрягаюсь. Кто знает? Она может решить, что с неё хватит, встанет и начнёт собирать вещи. Новой квартиры и ужина недостаточно, чтобы этому противостоять.

Но я не стану сожалеть о том, что сделал. Не в этот раз.

Алина сдвигается, и я готов к тому, что она уйдёт, но она не уходит. Вместо этого она прижимается к моей груди и кладёт голову мне на плечо. Я обнимаю её за спину. Чувствую, как мою рубашку пропитывают слёзы, но её плача не слышно.

Несколько минут в напряжении держу её в своих объятиях, ожидая подвоха. Когда она, наконец, вытирает глаза и начинает говорить, её слова меня удивляют.

– Его действительно больше нет?

– Нет.

Она тянется руками к моим плечам и обнимает меня.

– Спасибо, Эван.

Прижимаю её к себе и закрываю глаза.

Может, я хоть в этот раз всё сделал правильно.

Алина снова вытирает глаза и встаёт. Берёт меня за руку, тянет в ванную и включает душ. Она намыливает всё моё тело, массируя пальцами мышцы спины, груди и рук. Мы по очереди вытираем друг друга полотенцем, и, прежде чем залезть в кровать, я помогаю ей нанести щедрое количество лавандового лосьона на её кожу.