Окопная правда войны
Шрифт:
Ведь он уже давно все решил. Еще учась в десятилетке, Басов вечерами посещал Художественное училище имени 1905 года... Зато теперь фронтовика принял Всесоюзный Государственный институт кинематографии — он мечтал быть актером!
***
18 февраля 1945 г. капитана Солженицына арестовали. А произошло это вот при каких обстоятельствах:
«Комбриг вызвал меня на командный пункт, спросил зачем-то мой пистолет, я отдал, не подозревая никакого лукавства, — и вдруг из напряженной неподвижной в углу офицерской свиты выбежали двое контрразведчиков, в несколько прыжков пересекли комнату и, четырьмя руками одновременно хватаясь за звездочку на шапке, за погоны, за ремень, за полевую
— Вы -арестованы!!
И обожженный, и проколотый от головы к пяткам, я не нашелся ничего умней, как:
— Я! За что?!
Хотя на этот вопрос не бывает ответа, но вот удивительно — я его получил! Это стоит упомянуть потому, что уж слишком непохоже на наш обычай.
Едва смершевцы кончили меня потрошить, вместе с сумкой отобрали мои политические письменные размышления и, угнетаемые дрожанием стекол от немецких разрывов, подталкивали меня скорей к выходу, — раздалось вдруг твердое обращение ко мне — да! Через этот глухой обруб между оставшимися и мною, обруб от тяжело упавшего слова “арестован”, через эту чумную черту, через которую уже ни звука не смело просочиться, — перешли немыслимые, сказочные слова комбрига:
— Солженицын. Вернитесь.
И я крутым поворотом выбился из рук смершевцев и шагнул к комбригу назад. Я его мало знал, он никогда не снисходил до простых разговоров со мной. Его лицо всегда выражало для меня приказ, команду, гнев. А сейчас оно задумчиво осветилось — стыдом ли за свое подневольное участие в грязном деле? Порывом стать выше всежизненного жалкого подчинения? Десять дней назад из мешка, где оставался его огневой дивизион, двенадцать тяжелых орудий, я вывел почти что целой свою разведбатарею — и вот теперь он должен был отречься от меня перед клочком бумаги с печатью?
— У вас... — веско спросил он, — есть друг на Первом Украинском фронте?
— Нельзя!.. Вы не имеете права! — закричали на полковника капитан и майор контрразведки. Испуганно сжалась свита штабных в углу, как бы боясь разделить неслыханную опрометчивость комбрига (а политотдельцы — и готовясь дать на комбрига материал). Но с меня уже было довольно: я сразу понял, что я арестован за переписку с моим школьным другом, и понял, по каким линиям ждать мне опасности.
И хоть на этом мог бы остановиться Захар Георгиевич Травкин! Но нет! Продолжая очищаться и распрямляться перед самим собою, он поднялся из-за стола (он никогда не вставал навстречу мне в той прежней жизни!), через чумную черту протянул мне руку (вольному, он никогда мне ее не протягивал!) и, в рукопожатии, при немом ужасе свиты, с отепленностью всегда сурового лица сказал бесстрашно, раздельно:
— Желаю вам — счастья — капитан! (А.И. Солженицын. Архипелаг Гулаг. Том 1)»
Более того, когда на бывшего капитана и бывшего командира 2-й звукобатареи органы запросили «Боевую характеристику», тот же командир Александра Исаевича поступил еще раз честно, как настоящий офицер: «... За время пребывания в моей части Солженицын был лично дисциплинирован, требователен к себе и подчиненным, его подразделение по боевой работе и дисциплине считалось лучшим подразделением части.
Выполняя боевые задания, он неоднократно проявлял личный героизм, увлекая за собой личный состав, и всегда из смертельных опасностей выходил победителем.
Так, в ночь с 26 на 27 января 1945 г. в Восточной Пруссии при контратаке немцев его батарея попала в окружение. Гибель ценной, секретной техники и личного состава казалась неминуемой. Солженицын же, действуя в исключительно трудных условиях, личный состав из окружения вывел и технику спас...
Командир в/ч 07900 генерал-майор артиллерии Травкин».
Когда
Но лично меня больше всего беспокоит не это. Тот же М. Дейч достаточно смело заявляет, что о военном прошлом А. Солженицына неизвестно практически ничего.
Он, в частности, пишет: «Этой темы “живой классик” старательно избегает. Неужто из скромности, которой он никогда не отличался?
Ну, прежде всего сам А.И. в добровольцы почему-то не записался. Ждал, пока его призовут. А пока — спокойно дождался первого сентября, начала учебного года, и пошел учить детишек математике.
Да и на фронте Солженицын был отнюдь не в первом эшелоне».
То, что Александр Исаевич никогда не отвечает клеветникам и хулителям — это достойно великого человека, ведь он наверняка прекрасно помнит басню Крылова «Слон и моська».
А вот то, что люди пытаются оскорбить человека, совершенно не владея необходимой информацией — это на сегодняшний день нормально для дилетантов, но никак не для профессиональных журналистов.
И вот почему.
Действительно, после окончания спец. факультета Ростовского государственного университета в июне 1941 г. Александру Исаевичу шел 23-й год, и он не был призван в армию. А призвали его только 18 октября 1941 г. Но куда? В 74-й отдельный гужтранспортный батальон, где он проходил службу на должности красноармейца-ездового. Как вы думаете, почему? Почему не в пехоту или другой род войск? Видимо, причину надо искать в каком-то ограничении. Не иначе.
И только в апреле 1942 г. Александра Исаевича направляют в 3-е Ленинградское артиллерийское училище, потому как офицерские кадры были значительно истреблены, и было уже не до ограничений.
После выпуска лейтенант Солженицын находится, как и положено, в 9-м запасном разведывательном артиллерийском полку (с 1 ноября 1942 г.), где готовится к назначению в действующую армию по воинской специальности.
На Брянский фронт он попадает 28 февраля 1943 г., а сентября 1943-го воюет на 1-м Белорусском командиром батареи артиллерийского дивизиона 68-й отдельной тяжелой пушечной артиллерийской бригады. Ах, да, чуть не забыл — командиром батареи звуковой разведки.
Как пишет М. Дейч, «на передовой Солженицын никогда не был. Он командовал батареей звуковой разведки (БЗР), которая располагалась по определению А.И., во 2-м, 3-м, а то и в 5-м эшелоне. Во всяком случае — никак не в 1-м. По залпам вражеской артиллерии БЗР определяла ее местонахождение и передавала эти данные своим батареям. А вот те-то и занимались настоящей работой.
И два своих ордена, как выяснили мои коллеги-журналисты, Солженицын получил не за храбрость, а не выходя из блиндажа — когда после двух сражений и побед в них награды раздавались всем подряд».