Оковы для ари
Шрифт:
Оставив меня наедине с драконом. Почти огнедышащим.
— И что это сейчас было? — сощурившись, подозрительно вкрадчиво спросил он.
Не люблю, когда Герхильд такой: обманчиво невозмутимый, лекго загоняющий в себя любые чувства. Если б ещё куда-нибудь засунул эту свою ауру силы, опасной мощи, из-за воздействия которой так и хотелось обхватить себя за плечи и поёжиться.
Подтянула рукава, декольте поправила, и шнуровку на спине кое-как завязала кривым бантиком.
— Приходится пробиваться к тебе с боем и шокировать твоих… наших подданных, иначе ведь обо мне и не вспомнишь.
— Мне нет нужды о тебе вспоминать,
И даже утром в парке не страдал амнезией? Удивительно!
Заглушив в себе очередной приступ ревности, почти окрылённая последними словами тальдена, открыла было рот, собираясь сказать, что тоже только о нём и думаю, когда следующая фраза всё перечеркнула:
— Я и так собирался к тебе этой ночью.
А почему не к Эйвион?
— За ребёнком? — усмехнулась разочарованно.
— За ребёнком. Но раз уж ты пришла и готова…
Дракон чёртов.
— Если ты ещё не догадался, — невольно попятилась. К счастью, Герхильд не спешил прощаться со своим мажорным креслом и опрокидывать на стол благоверную, — я здесь, чтобы поговорить. Спокойно. Без скандалов. Хочу всё объяснить, и чтобы ты меня наконец понял. Ты…
— Я понимаю тебя, Аня, — перебил Скальде, забравшись в свой любимый ледяной панцирь. — Понимаю, почему обманывала. Ты ведь уже всё объяснила. Боялась за близкого человека, с которым связала свою жизнь, — прожёг взглядом, словно сигарету о меня тушил. Много-много зажжённых сигарет, от которых всё лицо начало гореть. — Поэтому и покорилась ведьме. Изо всех сил старалась перед ней выслужиться, лишь бы к нему возвратиться.
Хлёсткие упрёки, произнесённые ничего не выражающим голосом. Не явные — завуалированные, но ранившие с одинаковой силой.
Шаг навстречу, за ним другой. Жалкая попытка преодолеть пролёгшую между нами пропасть, щерившуюся обидами и недоверием.
— Скальде, на Земле другие порядки, и наш союз с Воронцовым не вечен. Мы уже не вместе и никогда больше вместе не будем. Ты говоришь, что понимаешь меня. Но это не так. Ты даже не пытаешься меня понять! — Резко втянула в себя воздух. То ли его в кабинете было слишком мало, то ли это я от волнения задыхалась. — Да, я боялась за Лёшу. Боялась, что Блодейна навредит ему или моим близким. Да что там боялась! Мысль о том, что кто-то из них пострадает, ввергала меня в панику. И за себя, если честно, тоже переживала. У вас ведь столько жестоких законов. Жестоких по отношению к женщинам. Ну как мне было не бояться? А потом все страхи заглушил один единственный — я очень сильно испугалась, что тебя потеряю. Потому и помешала вашей с Ариэллой свадьбе.
— Как же легко ты променяла одного мужчину на другого…
— Потому что всем сердцем полюбила этого другого!
Вот он сидел, безмятежно-расслабленный, словно зверь, удачно поохотившийся и насытившийся вдоволь. А спустя мгновение, стремительно поднявшись, оказывается со мною рядом. Пронизывает хищным, голодным взглядом, полным недоверия, прорывающейся наружу злости, ревности.
По крайней мере, хотелось верить, что вызываю в тальдене хотя бы это ядовитое чувство, а значит, по-прежнему ему небезразлична.
— Или потому что так поступить тебе велела морканта? После того, как я объявил эсселин Талврин своей ари, ведьма покинула праздник. Была у тебя, говорила с тобой. Убеждала, давила, снова запугивала, и ты поддалась. Не могла не поддаться. Потому что, как сама сказала, боялась. И теперь боишься снова. Меня. Вот и извиваешься ужом. Пытаешься наладить отношения, опасаясь наказания. Напуганная историями про жестокость магов.
Вот куда его понесло?!
— Но…
— Это были твои слова, Аня, — снова перебил меня Скальде, совершенно уверенный в своей правоте. — Но я дал тебе слово, — лёгкое, почти невесомое прикосновение пальцев к щеке. Поглаживание, от которого сердце не бьётся быстрее, готовое выпрыгнуть из груди, обрадованное долгожданной ласке. Наоборот, сжимается болезненно и плачет. — Пообещал, что с тобой ничего не случится. Потерпи немного, и снова окажешься дома. Наказание понесёт Фьярра. Она его заслужила. Не ты. Я не сделаю тебе больно, но прошу меня не отталкивать.
— Но ты делаешь… — всхлипнула, задохнулась от накатившего осознания: Скальде вроде и был рядом, меня касался, но, казалось, нас по-прежнему разделяют миры, а не расстояния. — Делаешь мне больно! И, кажется, даже не понимаешь, как жестоко меня сейчас наказываешь. Не Фьярру!
Оглушительную тишину, длившуюся несколько мучительных секунд, нарушил тихий вопрос:
— Тот цветок, который я сорвал для тебя… Кого ты загадала в нём увидеть?
Чёрт! Черт! Чёрт!
— Свой мир, — выдавила еле слышное.
— Кого, Аня?!
— Воронцова.
— Так и думал, — горькая усмешка.
Послужившая катализатором для ядерного взрыва у меня в сердце:
— В этом твоя проблема, Герхильд! Ты слишком много думаешь! Домысливаешь, анализируешь, придумываешь. Вместо того чтобы немного поднапрячься и перешагнуть через свою гордыню. Наконец понять, что на свадебный пир я явилась не по приказу морканты. А чтобы ты, дурак, не сошёл с ума. Я рискнула собой ради тебя! Потому что полюбила. Призналась в этом на глазах у всей Адальфивы! Стала твоей ари, а ты удерживаешь меня в этих стенах силой. Как в клетке! И обращаешься со мной не как с женой, а как с презренной рабыней!
Нежное прикосновение сменилось жёстким захватом, а слова ударили наотмашь уже несдерживаемой яростью:
— Держал и буду держать! Для твоего же блага! Или ты считаешь, раз Древняя умерла, можно больше ничего не опасаться? Думаешь, тот, кто желал твоей смерти, не попытается снова напасть? Пока не пойму, кто стоит за Леуэллой, пока не найду тварь, натравившую её на тебя, ты не покинешь пределов замка! А если не перестанешь устраивать представления и своими выходками меня позорить, не выйдешь за пределы комнаты!
Лицо горело под жёсткими пальцами, пылала кожа под тяжёлым, каменным взглядом.
— Это всё из-за силы? Её так боишься потерять? Или хоть чуть-чуть за меня переживаешь? Скажи!
Пусть! Пусть ответит, что опасается не за родовую магию, не за тело алианы — за меня. За Аню. Всего несколько слов, и я буду бороться дальше. Рано или поздно смогу до него достучаться. Сумею пробиться через ледяную стену, что воздвиг между нами.
Пусть только скажет, что мгоенпея не хочет потерять. И тогда буду знать, что все разговоры про ребёнка, улыбки и взгляды фрейлинам — осознанные или неосознанные попытки задеть побольнее, наказать за прошлое.