Оковы Древнего Н-Зота
Шрифт:
— Всегда… — прошептала Джайна, потому что он произнес это вслух.
Глава 24. Вернуться домой.
Пока ты не переступил порог своего дома, твое путешествие не может считаться оконченным, сказал однажды Уизли Шпринцевиллер. Очень часто Парук старался не вникать, что бормочет этот гном, но эта фраза почему-то очень хорошо запомнилась, и всплыла сейчас в памяти Парука.
Когда он вновь угодил в темницу.
Многое отличалось теперь — например, не было ни наручников, ни кандалов, ничто не стесняло его передвижения. Кроме стен
Это было смешно сейчас. Тогда — ни один из них не смеялся.
Может быть, Уизли уже в Штормграде и он тоже вспоминает об этих тягомотных днях. А может, еще в Гилнеасе. Глупо, наверное, надеяться, что однажды гном решит с ним связаться или пытаться сделать это самому. Дружба одного гнома и одного орка не изменит общей ситуации в Азероте. Если войны прекратятся, хоть на какое-то время, возможно, когда-нибудь… Азерот забудет о войне и ненависти. Но вряд ли. Парук был реалистом.
Пока ты не перешагнул порог дома… К чему тогда это было сказано? Парук не помнил. Только фразу. Он мог бы к этому времени уже перешагнуть порог таверны в Оргриммаре и увидеть Гришку и узнать, стоит ли ему до сих пор надеяться или она давно замужем. Или, да хранят ее предки, она погибла, а таверна сгорела от пушечного выстрела. Альянс часто обстреливал Оргриммар, говорил ему Гаррош.
Может быть, теперь и порога-то не осталось, который Парук мечтал бы перешагнуть и ощутить себя, наконец, дома. Долгие годы его домом был оргриммарский приют для сирот. Но уж куда он точно не хотел возвращаться, так это туда. Скорее вечные тюрьмы станут ему домом.
В этот раз Парук угодил в тюрьму Парук добровольно.
Ну, почти… Когда появился синий дракон и предложил занять его место, то выбора ему не оставили, верно? Парук не спорил, да и как можно спорить с Вождем? В глубине души он понимал — так и только так будет правильно, ведь и Сильвана, и Гаррош все еще сомневались.
Его слово должно стать решающим.
Когда он только прибыл в Подгород, через портал синего дракона, то вместе с почетным караулом его сразу провели к Сильване. Королева Подгорода взяла обрывок бумаги, на котором Гаррош в спешке нацарапал ей послание. Вряд ли Сильвана получала подобные огрызки от кого бы то ни было еще.
— Ты знаешь, что здесь написано? — спросила его Темная Госпожа.
Парук покачал головой. Хотя это не стоило ни малейших трудов, даже печати не было, Парук так ни разу и не прочел тех несколько слов от Вождя.
— Оставьте нас, — велела Сильвана и, когда гвардейцы вышли, усадила его в пыльном кабинете и рассказала: о том, каким был их изначальный с Гаррошем план, и как они должны поступить теперь.
Она уже должна была быть на дирижабле, на половине пути в Сумеречное Нагорье, Парук чудом успел застать ее в
— А что было в прошлый раз? — зачем-то спросил Парук.
— Я уничтожила Южнобережье, — честно ответила Сильвана.
Она не обязана была отвечать ему, какому-то пришлому орку, но в тот момент Сильвана уже знала, что после этого разговора он будет коротать свое время в тюрьме, так Парук решил после. Немного откровенности не могло ей помешать. В случае если Парук ошибся, если обвинил невиновного, он просто никогда не покинет темницы и сгниет там заживо.
Вот почему Сильвана была предельно честна с ним. Он понял это потом во тьме, глядя на подрагивающий огонек свечи. Но все, что ему оставалось, это ждать.
— Я изменилась, Парук, — сказала Сильвана. — и я поняла, что уничтожение Гилнеаса, не тот случай, когда любые средства хороши. Но я все еще остаюсь королевой и моему королевству нужна новая и надежная граница между землями Отрекшихся и Гилнеасом. Раз уж Стены Седогрива больше нет, мне нужна гарантия. Я буду соблюдать мир, а как долго волчата смогут не показывать зубов?
Крепость Темного Клыка располагалась как раз на границе двух королевств, вдруг вспомнил Парук. Как удобно.
— А Годфри? — тогда спросил он. Терять ему было уже нечего.
— Волнуешься за этого трижды отступника? — улыбнулась Сильвана. — Не стоит, мир рухнет и только Годфри, кажется, выживет. Теперь мне пора. И тебе тоже.
Его привели в эту камеру, куда нежить приносила ему еду и меняла огарки свечей на новые, пока однажды его не разбудил скрежет ключа в замке. Парук поначалу вскочил на кровати, но затем замер. Перед тем, как лечь спать, Парук задул свечу и теперь полагался только на слух.
Дверь распахнулась. Кого-то втолкнули внутрь. Дверь сразу же захлопнулась и в замке повернулся ключ.
А этот кто-то замолотил кулаками по двери и взвыл:
— Сильвана-а-а, открой! Выслушай меня!
Парук не узнал голоса, возможно, потому что страх и отчаяние исказили его до неузнаваемости. А может потому, что Парук и не слышал его никогда.
Узник бил дверь руками и ногами, и не собирался останавливаться. Он мог быть магом, и Парук должен быть готов к риску. Парук поднялся с кровати на ноги, они дрожали в коленях. Он не старался оставаться незамеченным или бесшумным.
Узник сразу стих, ощутив чье-то еще присутствие в камере.
— Кто здесь? — прошептал он в темноту.
Парук не ответил. В два шага он настиг стола, нашел по памяти огниво и зажег свечу. И потом повернулся.
Верховный магистр Роммат вжался в дверь. Лицо исказила маска ужаса.
Парук ощутил такую небывалую легкость, что будь у него за спиной крылья, он бы взлетел. В глубине души его, конечно, терзали сомнения, был ли Роммат в тот день у Стены Седогрива или это игра его воображения. Сильное сотрясение мозга обычно не проходит без последствий, сказал ему скептически настроенный Уизли.