Оковы прошлого
Шрифт:
Судя по всему, она ему не поверила. Альбан подошел к лестнице и знаком попросил Валентину спуститься.
Идем отсюда, здесь еще холоднее.
Он не хотел рассказывать ей о своих тревогах, тем более что этот секрет был не из тех, которыми легко поделиться.
Молча следуя друг за дружкой, они спустились на первый этаж. Очутившись в приятно-теплой кухне, Валентина сухо сказала:
Сегодня ты ведешь себя странно.
Скорее всего, она права, но причину ему объяснять не хотелось. Альбан подошел к мойке, снял очки и ополоснул их под струей воды, чтобы смыть прилипшую к дужке паутину.
Честно говоря, только что, у Жо, я почувствовала себя незваным гостем.
Ну что ты выдумываешь!
Альбан!
Обернувшись, он увидел, что Валентина не на шутку рассердилась.
—Устроим себе приятный вечер? — предложил он с улыбкой примирения.
Ты считаешь меня идиоткой? Мне это не нравится.
Он надел очки и, раскинув руки, пошел ей навстречу.
Иди ко мне, моя Валентина!
—Я не хочу, чтобы ты меня обнимал, я хочу, чтобы ты мне ответил. Почему ты не рассказываешь мне о своих проблемах? Ты редко говоришь, что у тебя на уме, а мне нужно знать, о чем ты думаешь, что чувствуешь. Мне нелегко жить здесь с тобой, когда ты все время молчишь!
Руки Альбана опустились. Он был потрясен — Валентина только что произнесла слова, которые он больше всего боялся услышать: «Мне нелегко жить здесь».
Не надо было привозить тебя в этот барак, — очень тихо сказал он. — Может, мы еще не были к этому готовы?
Он сказал «мы», не желая сваливать всю вину на нее, но реакция Валентины была мгновенной и яростной:
Не готовы? Ты не можешь понять, зачем обременил себя женщиной, я права? А ведь я занимаю не так много места!
Глаза ее наполнились слезами, подбородок дрожал.
Дорогая, ты меня не обременяешь. И можешь занять столько места, сколько тебе хочется, слава Богу, здесь его предостаточно. Но ведь ты привыкла жить в Париже, где полно магазинов, кафе, приятелей, где улицы освещены, в квартире тепло, а на первом этаже твоего же дома — кинотеатр... Ничего этого я предложить не могу.
—А я и не прошу!
Ты ничего не просишь. Ты такая же молчунья, как я. Послушай, Валентина, если кто-то из нас ошибся, не будем делать из этого драму.
Ошибся в чем? — крикнула она, снова выходя из себя. — В выборе партнера?
Валентина... — вздохнул Альбан.
Он так испугался, осознав, что она может собрать чемоданы и уехать, что уже не понимал, насколько двусмысленны его слова и насколько близко они подошли к настоящей ссоре.
Дадим себе еще один шанс, — сказал он. — Подождем еще немного!
Черт побери, и это все, что ты можешь мне предложить?
Валентина выбежала из кухни, хлопнув дверью.
5
Наклонившись вперед, уперев локти в колени и положив подбородок на ладони, Жиль с возрастающим интересом слушал своего друга Бертрана.
Одно из определений шизофрении звучит так: «хронический психоз, глубоко затрагивающий личность». Простыми словами, больной перестает общаться с людьми и реальным миром, замыкаясь в собственном хаотическом мирке.
Значит ли это, что можно быть нормальным в двадцать, а в тридцать стать шизофреником?
Некоторые факторы дают толчок развитию болезни. Со временем состояние больного ухудшается. Проистекающие из болезненного состояния особенности поведения часто считают «чудачеством», списывают на недовольство жизнью или обстоятельствами. Близкие больного редко подозревают психическое заболевание, особенно на начальной стадии...
—Характер больного меняется?
Неявно. Первые симптомы — мрачное настроение, стремление к уединению, агрессивность по отношению к близким — редко внушают тревогу. Но когда дело доходит до активной деперсонализации и бессвязности мышления, до самоубийства — один шаг.Жиль выпрямился, вздохнул и поерзал в кресле. Рассказ врача только усилил его беспокойство, но он не мог заставить себя задать прямой вопрос.
Между нами, — начал он, тщательно подбирая слова, — можно ли сказать... что один человек подвержен большему риску заболеть шизофренией, чем другой?
Психиатр какое-то время молча смотрел на него, потом очень мягко спросил:
Кого ты имеешь в виду, Жиль? С самого начала в разговоре ты используешь слова «если» и «предположим». Это наводит на определенные мысли, и ты это знаешь. Скажи, о ком идет речь. Обещаю, это останется в стенах моего кабинета.
О моей матери, — проговорил Жиль еле слышно. — Она покончила с собой, когда мне было семнадцать.
Бертран покачал головой и заговорил не сразу.
Она получала лечение?
Похоже, отец был против этого.
Почему?
Он слишком сильно любил ее, насколько я понимаю. Боялся разлуки, а может, что ее будут лечить с помощью электрошока...
Это смешно, Жиль! Домов умалишенных давно уже нет, как нет смирительных рубашек и электрошока. Но из твоих слов я понял, что диагноз ей все-таки поставили.
Да. Недавно мы нашли документ, где фигурирует мнение врача.
Я хотел бы на него посмотреть.
Пока Бертран читал документ, на его лице не дрогнул ни один мускул — профессиональная этика предписывает психиатрам быть беспристрастными.
А что думали о ее состоянии вы с братьями?
Мы ни о чем не догадывались. Большую часть времени мы проводили в пансионах, отец и дед с бабушкой не говорили о болезни нашей матери. Как мы могли узнать? Дедушка с бабушкой и даже наш отец чрезмерно нас оберегали, поэтому хранили все в тайне.
Жаль. Семейные секреты — наихудший из ядов.
И снова повисла пауза, более продолжительная, чем предыдущая.
Что ты хочешь от меня услышать? — спросил, наконец, Бертран.
Ну... Меня беспокоит наследственный характер заболевания.