Оковы разума
Шрифт:
– Понимание – чисто внутренний процесс, и чтобы он имел место, достаточно общей когнитивной способности и совпадений в концептуальном опыте носителей двух языков… Запросто можно понять, что тебе сказали, не имея возможности точно перевести это. Но не факт, что у нас есть хоть что-то общее с Чужаками, и это касается и восприятия, и познания, вообще всего… Поэтому истинное понимание может оказаться недостижимо, возможность же перевода, пусть чисто механического, нам наглядно продемонстрировали только что. Но ты не будешь утверждать, что тот робот понимает
– Это все занятно, – Влад поднял руку, останавливая Ника, и выглянул из-за угла. – Чисто… Только боюсь, профессор, время построения гипотез осталось в прошлом.
Они пробежали мимо ограды, над которой виднелись украшенные звездой Давида надгробья. Обогнули крошечную синагогу, вросшую в землю так, что войти в нее можно было, только пригнувшись.
И оказались ровнехонько позади Католического корпуса, среднего из трех.
Когда-то в Карловом университете числилось три теологических факультета, по одному на каждую из крупнейших религиозных общин города, и для них возвели по отдельному зданию, чтобы богословам разных воззрений не приходилось толкаться локтями.
Другие два корпуса именовались Евангелическим и Гуситским.
– Здесь никто проход не охраняет, – сказал Ник. – Осталось только дверь найти…
Они дошли, прорвались, несмотря на запреты Чужаков, и скоро он войдет к себе в кабинет!
– Стойте, – Влад нахмурился, ухватил профессора за рукав. – Что-то происходит…
Из-за Гуситского корпуса и вправду доносилось монотонное громыхание, словно там работала строительная баба. Земля вздрагивала, и время от времени в основной звук вплеталось пронзительное жужжание, какое мог издавать зубоврачебный бур толщиной со ствол дерева.
Терзающий душу скрежет заставил Ника вздрогнуть.
Над крышей Гуситского корпуса вознеслось нечто округлое, металлическое, напоминающее шляпку гриба, всю в наростах и штырях, и громадная остроконечная нога переступила через здание. Вонзилась в землю, с легкостью пробив асфальт, уйдя в него на добрый метр, а то и глубже.
– Назад! – рявкнул Влад и потянул Ника за плечо.
Но тот замер на месте, точно примороженный, и уставился вверх, туда, где на фоне серых туч разворачивала себя колоссальная машина: округлое тело, все в наростах, три конечности такой длины, что можно перешагнуть через пятиэтажный дом, и нечто вроде выпирающего из брюха жала.
Аппарат присел, а жало пошло вниз, удлиняясь, вращаясь с нарастающей скоростью.
– Что это? – прошептал Ник, ощущая себя в кинозале с эффектом присутствия.
Нет, не может такого быть, не может…
– Уходим! – вновь закричал Влад прямиком в ухо профессору, и рванул его за рукав с такой силой, что буквально сдернул с места.
Они побежали назад, в ту сторону, откуда пришли, но Ник не выдержал, оглянулся. Как выяснилось, исключительно для того, чтобы увидеть, как исполинское сверло с рычанием вонзается в крышу его родного университета.
По стенам здания пошли трещины, вылетело одно стекло, другое, выпал фрагмент кладки, посыпались кирпичи.
– Нет! – закричал Ник. – Как они посмели?! Там же!..
Второй громадный аппарат вознесся над Католическим корпусом, неуклюже качнулся, растопыривая конечности.
И когда стало ясно, что от его кабинета, от помещения кафедры, Богумиловой аудитории и всего прочего скоро останутся лишь руины и груды мусора, Ник не выдержал и заплакал.
Вся его жизнь рушилась сейчас, те двадцать лет, что он провел в этих стенах…
Слезы и запыленные очки мешали видеть, еще что-то случилось с мозгом, тот словно отключился, так что он не понимал, куда они направляются, лишь осознавал, что Влад тащит старшего коллегу на буксире, что где-то за спиной грохочет, ревет, скрежещет, земля вздрагивает и по воздуху летят камни.
Придя в себя, Ник обнаружил, что сидит на тротуаре Широкой улицы, прислонившись спиной к фонарю.
– Вы как, в порядке? – спросил Влад, заглядывая коллеге в лицо.
– Нет. – Одно слово, как показалось, в этот момент весило больше дюжины предложений. – Они же… Мне не показалось?.. Эти… Чужаки разрушили университет?
– Разрушают. Кроме того, это всего лишь здания. Люди уцелели, и это главное.
Ник закрыл лицо руками, накатила волна стыда.
Надо же, рыдал точно малый ребенок, и это на глазах младшего соратника по «Логосу»!
– TREBOVAT RABOTNIKI! – голос робота-транслятора, обычно громкий, едва прорывался через гул светопреставления, что творилось сейчас на набережной. – ISPOLNIAT…
Возникло желание броситься на громогласную тварь, голыми руками оторвать ей динамики! Отомстить за то, что трехглазые сотворили с университетом, пережившим и Тридцатилетнюю войну, и две мировых, и несколько революций.
Но Ник помнил, что случилось с теми людьми около вокзала.
Да, транслятор они уничтожили, но прожили после этого очень недолго.
– TREBOVAT RABOTNIKI! – повторяла гусеничная машина, подползая ближе. – ISPOLNIAT ZADACHU – POLUCHIAT EDU! ZAVTRA VOSHOD SVETILA – SBOR VYSOKOIE KLADBIZHSCHE! PRIHODIT MNOGO!
– Штрейкбрехеров приглашают, – пробормотал Влад злобно. – Только куда?
– К Высокой церкви, туда, где могилы королей, – ответил Ник, думая о том, что сам может стать одним из этих «штрейкбрехеров».
На следующий день он встал еще до рассвета, и свет включать не стал, чтобы не разбудить Анну.
Ей и так тревог предостаточно, пусть хотя бы выспится.
Выскользнул в сырой, холодный туман и поспешил к остановке трамваев, что вот-вот начнут ходить. Нужно оказаться у Высокой церкви пораньше, чтобы уж точно попасть в число работников.
Метро закрылось вчера, но трамваи, к счастью, бегали как обычно.
Когда Ник приехал к древнему кладбищу, притулившемуся на откосе над Дунаем, народу там было не так много, как он ожидал, менее сотни. Он присоединился к раздраженной, сонной толпе, стараясь не привлекать внимания, и принялся ждать, поеживаясь на резком ветру.