Оковы разума
Шрифт:
Ведущий:
– Ник, вернемся к вашему языку и амбициозным задачам. Времени у нас немного.
Новак:
– Да, конечно. Язык определяет мышление, его характеристики и содержание. Бессмысленно спорить с тем, что мышление типичного носителя любого из распространенных ныне языков отягчено злобой, ненавистью, завистью, жадностью, прочим мусором… Нам бы хотелось создать лингвистический комплекс, использование которого сделает представителей вида хомо сапиенс немного добрее, терпимее, лучше.
Свенцицкий, брызгая слюной:
– Бред!
Ведущий, глядя куда-то за кадр:
– Отключите доктору микрофон, пожалуйста. А вам, Ник, огромное спасибо. Пожелаю вам успеха на вашем трудном пути… Лично я хотел бы дожить до того дня, когда люди заговорят на вашем языке, начнут на нем думать… А вы, наши зрители? Желаете высказаться – пишите нам по адресу…
Изображение студии исчезает, начинаются титры.
Глава 2
В среду последний семинар у Марты закончился в пять, затем она еще заскочила на кафедру, и когда вышла из университета, на улице начало темнеть, с тусклого неба сеялся мелкий дождь.
Филипп ждал ее прямо напротив дверей, опершись задом на капот своего красного «Феррари».
– Привет, крошка, – сказал он. – Я совершенно промок, тебя ожидая. Представляешь?
– Нет, – отрезала Марта, хмурясь. – Мог и не ждать. Я тебя не просила.
– Все очень просто. Не мог. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь?
О да, она знала – как к еще одной жертве, которую надо затащить в постель, а потом выбросить, как использованный презерватив. Много слышала о «подвигах» молодого аспиранта, когда еще сама была студенткой и он не обращал на нее внимания.
Все изменилось полгода назад, когда стало ясно, что Марта останется на кафедре.
Цветы, приглашения, звонки, прочие знаки внимания – все это девушку раздражало, и только. Мало того, что она не верила в то, что Филипп испытывает какие-то чувства, так он и выглядел совсем не как мужчина ее мечты: излишне самовлюбленный, наглый, вовсе не добрый.
Ну и еще ее сердце было занято.
– Ну да… – протянула Марта. – Зачем ждал?
– Надо поговорить, – он вдруг стал очень серьезен. – Забирайся в машину.
– Нет. Я не хочу.
Светлые глаза Филиппа полыхнули гневом, ноздри раздулись, но тут же он вновь заулыбался.
– Хорошо. Тогда пойдем, я угощу тебя кофе.
– Где? – Марта хмыкнула.
Если в день появления Чужаков кафе и рестораны открыли двери, как обычно, то вчера к вечеру двери украсились табличками «Закрыто», поскольку запасы в кладовках быстро подошли к концу.
В немногочисленных заведениях, что еще работали, цены взлетели до небес.
– Так, знаю одно место, – Филипп улыбнулся зазывно. – Тут совсем неподалеку.
Да, выпить горячего кофе было бы очень хорошо…
– Нет, – Марта решительно тряхнула головой. – Пойдем в вестибюль, там хоть сухо.
Он заворчал, но поплелся за ней к дверям корпуса.
– Ну, что? – спросила девушка, когда они остановились внутри, рядом с огромной доской объявлений.
– У меня есть друг, он радиолюбитель, – сказал Филипп, почесывая подбородок. – Ему не нужен Интернет или телевизор, чтобы знать о происходящем по всему миру, поскольку он общается с такими же придурками в десятках стран… Так вот, если верить ему, то бледные уроды с тремя глазами отхватили изрядный кусок Европы от Румынии до Баварии и от Кракова до Будапешта, хотя там они в сам город почему-то не вошли. Продолжают наступать на запад и северо-восток, но не на юг.
– И к чему ты это мне рассказываешь?
– А к тому, что пока есть шанс удрать отсюда! – Филипп заговорил горячо, но при этом понизил голос до шепота. – Мне удалось с утра заправить машину до отказа! Выберемся из города, рванем по шоссе, наплевав на знаки и на полицию, которой все равно больше нет, и к утру мы в Будапеште! Там, где только люди, где нет оккупации! Поехали со мной! Что ждет тебя тут? Голод и рабство? А там свобода! Обычная жизнь!
– Но почему я? – спросила Марта. – Я знаю с полдюжины девиц, что с радостью отправятся с тобой куда угодно, даже на северный полюс, и все они красивы, все умны…
– Дура! – он почти рычал, сжимая кулаки. – Да плевал я на этих мерзких шлюх! Мне нужна только ты! Что тебя здесь держит? Ты же живешь в общаге, родичей нет. Бабушка, что тебя воспитала, два года как мертва, ведь так?
Марту затрясло от гнева – подонок осмелился наводить о ней справки?
– Не твое дело! – отрезала она.
– Понятно, что нет… Но пойми, я на все готов ради тебя, ради того, чтобы ты оказалась в безопасности!
– А мне кажется, ты просто трус, – сказала Марта, внезапно успокаиваясь.
– Что? – судя по вытянувшейся морде, Филипп не поверил своим ушам.
– Просто трус, – повторила девушка. – Хочешь удрать от опасности.
Она улыбнулась, насмешливо склонила голову к плечу.
– А ведь пыжился, выставляя себя таким храбрецом, настоящим мачо. Ага-ага. Только запахло жареным, как тут же смазал пятки салом.
Филиппа затрясло от ярости.
– Ты… Почему? – выдавил он. – Хотя знаю, точно… Ты же смотришь на него как овца! На нашего всеми любимого профессора, заведующего кафедрой, тихого и безупречного!
– На кого хочу – на того и смотрю! – огрызнулась Марта.
– Да-да-да, – Филипп ядовито усмехнулся. – Любительница старых пердунов! Неужели ты думаешь, что он обратит на тебя внимание? Ты хоть помнишь, что он женат?
– А вот и обратит! – она поняла, что кричит, воровато глянула в ту сторону, где за стеклом будки сидит вахтер; вроде бы не смотрит в их сторону, читает газету, и слава богу. – И вообще, как ты можешь о нем так говорить? Он же и твой учитель тоже!
– Учитель-мучитель, – пробормотал он, на миг отводя глаза в сторону. – Был… Только сейчас другие времена наступили… Слушай, еще раз хорошо подумай. Поехали. Если не убраться отсюда сейчас, то другого шанса не будет!