Окраина. «Штрафники»
Шрифт:
Силикон, рестилайн, еще какая ересь — идентифицировать было сложно, но технически пухлогубый ротик был сотворен безупречно. Мужской организм-предатель реагировал с величайшей готовностью. Блондинка издала невнятный одобрительный звук. Андрей стиснул зубы, пытаясь не застонать от кайфа. Барабаны рокотали все громче.
Процесс, как любое сомнительное и безнравственное удовольствие, оборвался довольно непредсказуемым образом. Златокудрая головка резко отдернулась, блондинка пискнула, — отпускать ее кудри явно не собирались. Андрей, еще не рухнувший с высот сексуальной нирваны,
— Абзац, Старый. Только двинься — башку снесу.
— Не снесешь, — пробормотал Андрей.
— С пяти шагов не промахнусь, кобелина двуличная. Я в подвале барабан расстреляла — почти весь точно. Понял, блудун старый?
— Понял, — покорно пробормотал Андрей и попытался поприличнее сдвинуть колени.
— Сидеть! — Капчага явно поднабралась от коллег армейско-командных интонаций. — Кобель ты и дурак.
Мариэтта возвышалась над униженным начальником. Руки на талии, вместо полевых штанов короткое платьице-рубашка. На ногах, правда, неизменные «мародеры». Куда, интересно, походные штанцы дела?
— Только посмей спросить, где я форму пропешкала, — догадливо прошипела девушка.
— Я не про то, — малодушно пробормотал Андрей. — Маня, ты не думай. Я не хотел…
— Ага, она сама пришла. — Капчага неожиданно хихикнула. — Старый, ты совсем из ума выжил?
— Наверное. Я тут лбом бился, что тебя отпустил. Потом эти явились. Ну… Дурак и кобель.
— Да, я понимаю, — хладнокровно заверила коллега. — Я сама сучка. Еще что умное скажешь?
— Мань, ты очень красивая, — жалобно сказал начальник.
— Ты тоже ничего, — великодушно признала Мариэтта. — И похоже, не врешь. Завожу в этом дурацком сиянии, да? Или банальный спермотоксикоз?
— Мань, я все-таки застегнусь, — Андрей потянулся к штанам.
— Попробуй, если змея втиснется. Старый, знаешь, почему ты дурак? Потому что думаешь, что кто-то что-то тебе сделает приятнее меня.
Видимо, до полной адекватности начальнику Отделения было далеко. Куда делась девушка, понял не сразу, только когда горячие пальцы отбросили мешающие хозяйские руки от брюк.
— Мань, пожалуйста, не надо! — застонал Андрей…
Кто станет слушать морально падшего начальника? Не слушали, не слушали, не слушали… Андрей дергался, стонал и выгибался. Бой барабанов накатывал с ревом океанских волн.
Пришел в себя, сжимая черноволосую голову. С трудом отпустил. Взлохмаченность Мариэтте страшно шла. Подрагивая, девушка сказала:
— Начальник, ты классный. Правда…
Андрей свалился на палас, обнял девчонку. Капчага пыталась увернуться, но Андрей не дал. Поцелуй вышел сумасшедшим, даже в глазах потемнело. Наконец Мариэтта, задыхаясь, пробормотала:
— Первый поцелуй обязан быть возвышенным, трепетным и чистым. А я даже…
— Трепетный… мандражный, — Андрей крепко обнимал узкую спину, прижимал к себе девушку. — Я потом тебя вымою. И поболтаем…
— Абзац, я думала, мигом предложишь
— Болтушка… — Мужские ладони скользнули ниже, алчные, даже наглые. — Ты как, юная развратница?
— А разве…
— Из меня песок только временами сыплется, — заурчал Андрей. — Только давай на тот диванчик — клиента беспокоим.
Мариэтта, вскинутая командирскими руками, ахнула. Андрей уложил ее на свободный диван, не отпуская, лег рядом. Коготки цеплялись за его футболку, Андрей сжимал девчонку, нетерпеливо ласкал. Платьице было славное — все позволяло.
Полный абздольц — Андрей наконец постиг многогранность сего философского понятия. Впрочем, анализировать было сложно. Мариэтта Тимуровна Капчага оказалась личностью темпераментной и вполне искушенной. Андрей и сам завелся до предела. Эгоистом в постели никогда себя не считал, но такого счастья ублажение партнерши еще никогда не доставляло. Собственное поношенное тело сейчас поддерживало ветерана во всех фазах бурного процесса.
— …О-о-ой, околею сейчас!
— Не околеешь.
— Ок, раз приказано, не стану. Водички, а?
Вода приятнее любого брюта. Булькает фляга, блестит лицо от воды и пота. Вкус поцелуев, дрожь страсти и нетерпения. Раскосые глаза сияют золотом и серебром…
— Старый, давай еще так. Ой, улетаю!
— С восторгом, осквернительница.
— Так не сиди зря, оскверняй…
Сияние скользит по спинам и бедрам. Пульсируют вспышки, пульсирует истосковавшаяся плоть. И вроде одна она, плоть. Совпало. Куда там эмпирическим парадоксам «кальки» и «свищей». Два человека совпадают куда реже. Здесь, в призрачной темноте барабанов, не нужно ничего подправлять. Одна нота…
— Старый, нас для одного набора создавали.
— Верно. Слушай, мы с ума сходим. Нужно ведь…
— Так заканчивай. Только так, чтобы я совсем сдохла. Ну, псина старая…
Закончить не было сил. Слишком хорошо. Кажется, в комнату кто-то входил. Только отвлечься было невозможно. Страсть скотская. Еще глубже, глубже, глубже…
Посадил Мариэтту, сунул флягу:
— Пей, охлаждайся. Сеанс закончен.
— А ты? Вредно сдерживаться. — После очередной «маленькой смерти» глаза у чуда стали до висков, японские, пьяные.
— Правда? Мне лучше сдержаться. Еще чуть, и околею.
— Не имеешь права бросить подчиненную в скомпрометированном положении.
— Я сам в таком же. — Андрей принялся натягивать штаны.
Мариэтта тоже вяло зашевелилась:
— А где эта… распашонка?
— Держи. Могу спросить, где штаны бросила?
— Да в сортире сушатся. Меня одна курица коктейлем облила.
— И что ты ей такое сказанула?
— Да ничего. Она в баре трех человек оросила — переклинило девушку. Тоже натура трепетная, ранимая. Тебе такие нравятся. Я думала, приму бокал успокаивающего и вернусь к тебе, объяснять, какой ты валенок. Так меня коктейль сладкий загадил. Хорошо, эти тиражированные египтянки дежурную одежку подсунули. Чуть не опоздала. И что ты на эту Марлен из концлагеря запал? Ведь оставила всего на полчаса.