Окрашенное портвейном (сборник)
Шрифт:
– Ты, что сдурел? А если застукает? Не – е, ты, как хочешь, а я не буду.
– Сколько ты, Петрович бутылок водки с собой везешь? – неожиданно для самого себя спросил я.
– Четыре. А что?
– Как что? Положено только две. Это ж контрабанда самая натуральная. За такие дела могут преждевременную встречу с родиной устроить. Всю жизнь не отмоешься, – начал пугать я Петровича.
– Точно, Юрк. Как я не подумал. Это, все Лидка. Вы, говорит, официальная делегация. Вас досматривать не будут, в Болгарии поменяешь на что-нибудь, – передразнил уже жену Петрович. – Что ж делать?
– Выбор
– Действительно, что мы не можем себе позволить расслабиться? Взрослые люди, в конце концов. Меру знаем. Не фига изображать из себя руководителя. Знаем мы таких. – Петровичу явно не хотелось преждевременной встречи с родиной.
– Это точно. Меру мы знаем, – поддакнул я. – Доставай, пузырь.
– Что мою, будем пить?
– Не твою, а контрабандную. Доставай, а я пока закусон организую.
Когда мы уже закусывали копченой курицей, в купе вошла Бэлла Павловна.
– Кто вам позволил пить в поезде? Это же моральное разложение, – закудахтала она, как та курица, которой мы закусывали.
– Извиняемся Бэлла Павловна, что вас забыли спросить. Вы так долго отсутствовали, а мы ждать не могли. Надо было срочно контрабанду уничтожать, – меня слегка уже «повело», и хотелось поиздеваться.
– Садись, Бэллк, кончай выдрючиваться. Выпей пятьдесят грамм с нами за хорошую дорогу, – Петрович пришел в чувство и стал похожим, наконец, на самого себя. – Юрку правду говорит. Контрабанду уничтожаем. Садись, – повторил он приглашение.
– Да вы за такие штучки из партии вылетите, – продолжала она кипятиться. – Да, когда я расскажу…
– Не расскажете, – ответил я.
– Почему? – удивилась она.
– А потому, что, когда вас спросят, а, где вы были в тот момент, когда они водку пьянствовали? Как допустили такую политическую близорукость? Для чего вас поставили руководителем делегации? – я вошел в раж, и, наверное, стал похож на начальника, который распекает своих подчиненных.
– Скажу, что меня в купе не было, – она растерялась от моего наглого напора и такой схожести с начальником.
– Это не ответ коммуниста, Бэлла Павловна. Даже одного коммуниста должно быть всегда много. Он должен быть везде, как фруктовое желе, – последние слова непроизвольно получились в рифму.
– Садись, Бэлк, успокойся и выпей. Тебе же объяснили, уничтожаем контрабандную водку. Не уничтожим, ты, как соучастница пойдешь, – Петрович, наконец, полностью восстановился и вновь стал убедительно красноречив.
– Бэлла Павловна, вконец напуганная и сбитая с толку, уселась с Петровичем. Он налил ей полстакана. Она, словно на «автомате» поднесла его ко рту и залпом выпила.
– Вот и молодец, Сейчас сразу полегчает. Вот курочкой закуси, – суетился вокруг нее Петрович.
– С вами полегчает, – она уже окончательно сдалась.
– Полегчает, Бэлла Павловна. Как до мозгов дойдет, сразу полегчает, – успокоил я ее.
В общем, поездка до Софии удалась. Я вновь крепко и по – братски держал за плечи Петровича, который в такт поезду мотал головой над унитазом. Бэлла Павловна выставила три контрабандных бутылки, которые так же, как и Петрович надеялась
На вокзале нас встретили болгарские коллеги, и я расстался со своими советскими коллегами, так как определили жить нас по учительским семьям. Все семьи были наполовину русские. Выполняя интернациональный долг, наши советские женщины – учительницы повыходили замуж за болгар, на деле доказывая, что дело Ленина живет и побеждает. Семья, в которую попал я, была полностью русской: Людмила, так звали мою хозяйку, уже успела овдоветь, детей не было, поэтому первую рюмку пили, не чокаясь, за светлую память мужа. От дороги и волнения сомлел на третьей рюмке, и неприлично задремал прямо за столом. Проснулся же в чистой постели в бодром и приподнятом настроении.
Мы сытно позавтракали и через час были уже в школе. Петрович и Бэлла Павловна стояли в холле, терпеливо поджидая меня. Петрович, увидев меня, приветственно замахал руками, а Бэлла Павловна в белой шелковой блузке с черным бюстгальтером под ней, только укоризненно заметила:
– Даже за границей Юрий Иванович, вы умудряетесь опаздывать.
Я смолчал, так как не чувствовал за собой никакой вины.
– Товарищи, мы в сборе. Можете начинать, – обратилась к кому-то из болгар Бэлла Павловна.
Нас повели по школе, показывая кабинеты. В здании была тишина, но это и понятно: каникулы. За час мы осмотрели школу, и нас повели в кабинет директора. Директор – милая болгарская женщина, лет пятидесяти, приветливо встретила нас. Поинтересовалась, как мы себя чувствуем, есть ли какие пожелания. Выслушав наше дружное «все хорошо», неожиданно сказала:
– Дорогие советские друзья. Учительский труд в любой стране всегда тяжелый труд, поэтому мы решили, что вам необходимо побыть на море. Отдохнете и лучше познакомитесь с нашей страной, достижениями социализма.
Она достала из стола три конверта, и, передала нам, пожимая каждому руку.
– В конверте путевка и немного денег на расходы. С вами в качестве сопровождающего поедет Людмила, – показала она в сторону моей вдовы.
– А как же обмен опытом? – растерянно спросила Бэлла Павловна.
– На море Людмиле расскажете о своей школе, а она вам расскажет о нашей. Разве плохой обмен опытом мы вам устроили, – директор, как мне показалось, сказала это не без иронии.
– Вы придумали просто здорово, – перехватил я инициативу. – Наша делегация выражает вам искреннюю благодарность за оказанный прием. – Я уже успел заглянуть в конверт и быстро посчитать деньги, 100 левов, очень приличная сумма. – Когда нам выезжать к месту обмена опытом?