Окруженец
Шрифт:
Я разглядел в толпе Ольгино лицо, похоже, она думала о чем-то другом, более приятном, чем болтовня этого краснобая. А оратор так разошелся, что казалось, он сейчас слюной изойдет, и глаза выскочат на дорогу. Переводчик даже переводить не успевал, а «докладчик» все больше входил в раж, орал что-то о «тысячелетнем» рейхе, ну и тому подобную дребедень. Слушать его я уже перестал и думал, что хорошо бы всадить несколько пуль в этот слюнявый рот. Но он внезапно заглох, как будто его выключили из розетки, и немцы стали торопливо собираться. Ну, вот и славно!
Фашисты
— Что у вас там случилось, что за разговоры?
— А дела вот такие! Люди уже про тебя все знают, здесь же деревня, ничего не скроешь.
— Ну, и что?
— А то, Витенька, что уходить тебе надо. Потому, что боятся люди и за себя, и за деревню. Сегодня-то промолчали, а что дальше будет, неизвестно. У кого-нибудь язык развяжется, что тогда? В общем, просят тебя люди уйти, вот так-то! Сегодня переночуешь, и все!
— Конечно, Оленька, конечно. Не буду же я людей под монастырь подводить.
Она обняла меня и вдруг разрыдалась:
— Не хочу я, чтобы ты уходил.
Я снова погладил ее по голове:
— Нет, это правильно, я должен уйти.
Ольга вдруг прижалась ко мне всем телом и затихла. Тут я заметил в окно, что возвращаются пацаны, осторожно отстранил Ольгу и вышел в сени:
— Вот что, ребята, разговор есть.
Они остановились, вопросительно глядя на меня, а я продолжил:
— Значит, так! Завтра я ухожу, а ваша задача на сегодня будет такая. Когда стемнеет, дойдете до полицая Осипа, и пусть он мне принесет винтовку брата своего, Архипа. И патронов, сколько есть. Понятно? Выполнять!
Пацаны вытянулись в струнку:
— Так точно, товарищ командир!
Я потрепал их по головам и пошел в сарай, чтобы обдумать, что мне делать дальше. Улегся на сено и прикрыл глаза. Да, конечно, удобно устроился лейтенант Герасимов! И крыша над головой, и жратва с выпивкой, и баба под боком, и опасности почти никакой. Живи, да радуйся! Вот только от присяги меня никто не освобождал, и гнать врага с родной земли все равно придется. Как ни крути, но это моя обязанность и мой долг, и с этим я полностью согласен. Мне просто погано видеть эти сытые рожи и то, что они распоряжаются здесь, как у себя дома, где-нибудь в Баварии или в Саксонии. Мне вспомнился сегодняшний «лектор» с выпученными глазами. Ничего, у вас глаза еще не так вылезут, когда погоним мы вас отсюда поганой метлой. Здесь еще Наполеон горе мыкал!
Я принял решение и задремал, но задремал чутко. И когда скрипнула дверь сарая, автомат
— Витя, Осип пришел.
— Хорошо, Оля, давай его сюда.
Полицай осторожно зашел, присмотрелся и протянул мне винтовку:
— Вот, принес.
— Молодец, патроны давай!
— Сейчас.
И он выложил три обоймы.
— А теперь присаживайся, поговорим.
Осип нашел себе местечко и угнездился.
— Немцев много на станции?
— Не очень, человек пятьдесят.
— А полицаев твоих сколько?
Он даже как-то обиделся:
— Почему это моих? Я же за вас головой рискую.
— Ну, ладно, извини!
— Точно не знаю, сколько их там. То приходят, то уходят. Наверное, рыл двадцать — двадцать пять наберется.
— Теперь дальше, какие охраняемые объекты там имеются?
— Ну, сам вокзал, он каменный, там у них и комендатура, и казарма. Еще у стрелки пост, у водонапорной башни. Ну, и пленных охраняют. И еще патрули ходят. Больше не знаю.
— А пленных, сколько солдат охраняют?
— Двое. Там же амбар тоже каменный, да и двери крепкие.
— Хорошо, пойдем дальше. Лупоглазый этот, кто такой?
— Сам комендант.
— Живет где?
— Живет на вокзале, там у него комната.
Я замолчал, обдумывая поступившую информацию. Потом отправил полицая домой. Да, силенок-то у меня маловато, но на моей стороне внезапность. Это все так, но нужно еще оружие, и его надо где-то добывать. И искать его придется в стороне от станции. Пусть там пока все будет тихо и спокойно, как на кладбище. Вот это сказал, так сказал! Хорошо. Что чувство юмора у меня еще не совсем пропало. Значит, поживем! Так лежал я и размышлял, но все равно ждал появления Ольги. И она пришла! И была еще одна чудесная ночь! Все это я запомню надолго.
22
На рассвете мы попрощались. Почти без слов, просто обнялись и стояли молча. Я понимал, что нужно рвать со всем этим, пока полностью не прикипел. И делать это нужно прямо сейчас, очень удобный случай. Поэтому я ей ничего не сказал о том, что собираюсь делать. Но Ольга все равно попыталась выяснить:
— Куда же ты пойдешь, Витя?
— Пойду своих догонять. Только, наверное, это много времени займет, даже если бегом бежать.
И я горько усмехнулся, ведь мне предстояло здесь еще задержаться, и неизвестно, на какое время. Ольга легонько отстранилась:
— Пора, иди. Я тебя никогда не забуду!
— А как же муж? Может, вернется скоро.
— Никакой он мне не муж, а так. Просто живем вместе. В деревне бабе одной тяжело жить, нужно и скотину обиходить, и огород.
— А отец пацанов где?
— Умер он, уже три года как. Замерз по пьянке, его кобыла со станции привезла. Холодный уже был. Нажрался там самогонки, да и заснул с веком. Вот так!
Мы постояли, обнявшись, еще немного, и я ушел, не оглядываясь. Потому, что оглядываться, как говорят, плохая примета. Не встретишься больше никогда, или не вернешься. А я, в глубине души, хотел видеть Ольгу еще и еще.