Оксфордские страсти
Шрифт:
Совершенно понятно, отвечал Стивен, почему они перешли к обсуждению природы Вселенной. Это важный и интересный вопрос.
– Ладно, пускай, – сказал Джереми. – Однако я полностью согласен с советом старикана, что нам всем надо просто заняться своей обыденной жизнью. Ну честное слово, не окочуримся же мы только от того, что услышали чье-то там имя – имя этого самого ИСПаВеДиВ'а? Хотелось бы, впрочем, знать, как быть дальше с викарием и надо ли продолжать всю эту историю с юбилеем.
– А ты что сам думаешь, Джереми?
Тот рассмеялся:
– Ну, поскольку папаша Хетти раскошелится на… на сколько? Тыщ на сто восемьдесят пять, да? Надо быть не в своем уме, чтобы не отпраздновать юбилей-то… Когда еще такой шанс представится? Выиграем в Национальной лотерее? Забудь!
– Я согласен, только Робин считает, что теперь ходит под дамокловым мечом
– Каким способом? Свора диких собак поможет?
– Наверное, стоит попросить его все же показать нам плиту, – предложила Пенелопа, – а уж потом решать.
– Прекрасная идея, – сказали оба мужчины одновременно.
И все пошли назад, в кабинет Стивена.
Когда члены комиссии снова устроились на своих местах, Валентин Леппард сказал:
– По словам отца Робина, на плите – которую нам еще предстоит обследовать, – говорится о великом Изначальном Создании-Вседержителе нашей Вселенной. Допустим эта плита в самом деле была надписана много веков назад; но тогда понятие «вселенная» означало совершенно иное – не то, что мы понимаем под этим сегодня. Например, мы знаем (или думаем, будто знаем), что возраст Вселенной – почти тринадцать миллиардов лет. Такая цифра для Эль-Каккабука была бы еще непостижимее, чем для нас с вами… Мы даже не знаем, какой формы наша Вселенная. Мы можем считать, что она похожа на воздушный шар, раздуваемый вовсе стороны совершенно таинственными силами. Однако есть один человек в Лондоне, во всех отношениях вполне разумный, и он, если я правильно его понял, доказывает, что Вселенная совершенно плоская [51] … Но мы наверняка знаем, что Вселенная существует. В то же время, сказав эти слова, я ради пущей понятности лишь использовал грамматику. Ведь говорить о «Вселенной в себе», в смысле старой доброй «Ding an sich» [52] Канта – это ерунда. Почему? Потому что, если убрать язык и грамматику, ничего не останется – ничего, о чем можно говорить…
51
Речь, по-видимому, об идеях профессора МИТ Адана Гута (р. 1947), которые в 1981 г. ввел понятие космической инфляции, и Жого Магуэйжо (р. 1975), профессора теоретической физики Лондонского Империал – колледжа, о неравномерности скорости света (в книге «Быстрее, чем скорость света: история научной спекуляции»).
52
Вещь в себе (нем.).
– Простите, не дошло, – сказал Джереми. – Как вино до нас так и не дошло.
Валентин не обратил внимания на вмешательство.
– Я не просто так болтаю, друзья мои, ибо это – одна из проблем, над которыми я бьюсь в своей книге, той, над которой все еще работаю. Называется она, как прекрасно помнит Шэрон, «Город в полном упадке».
– Да как же я забуду! – воскликнула Шэрон.
Валентин ухмыльнулся ей через всю комнату:
– О-о, помнить – дело несложное. Вот забыть – действительно проблема.
Прежде чем продолжить лекцию, ему понадобилось выпутаться из объятий пальто – удалось это лишь с помощью Хетти и Генри.
– Вот, уже легче. Постараюсь быть кратким, друзья мои. Я по глупости своей пытаюсь упрощать. Понятность – большая проблема. Наука вечно пытается представить Вселенную в понятной форме. Некогда, в прошлые века, эту задачу взял на себя теизм, однако проверки не выдержал. Плита викария по сути своей предлагает теистский подход к решению проблемы Вселенной, ее и нашего с вами бытия… Однако возможно – вы только представьте себе! – бытие мира, бытие Вселенной, всегда, навеки непонятно.Если это именно тот случай, тогда ни научный, ни теистский подход не позволят добиться понятности.
Члены комиссии беспокойно переглянулись: они собрались сегодня явно не для того, чтобы прийти к такому результату.
– Продолжайте, – сказал Генри. – И что из этого следует?
– Как я уже говорил, христианская религия, как и прочие религии, была создана, ибо люди жаждали получить объяснение, ради чего мы живем – или ради чего должны жить – на Земле. Религия совершила немало ошибок, которые люди ей уже простили: например, религия считала, что Земля есть центр мироздания, центр Вселенной. Однако я воздержусь от детального рассмотрения этой темы… Если мы возьмем на вооружение гипотезу существования Бога, наши проблемы лишь умножатся. Нам придется задаваться вопросами: «Но почему Бог? Как именно Бог? Где Бог?» В этом смысле вариант с ИСПаВеДиВ'ом куда оригинальнее, поскольку не требует выходить за пределы Вселенной. Это – внутренний рак, у него нету ни значения, ни намерений, ни конкретного места расположения. И уж точно нет никакого божественного плана… Для Эль-Каккабука и его последователей такое решение было идеально. Этот мистик-наркоман обнаружил способ, как питать метафизический голод, который мы все полагаем причиной существования мира… Однако его решение не сработает. Его самого повесили за то, что проповедовал свою изобретательную доктрину. Позже Тарквина Феррерса загрызли дикие собаки. Однако все это лишь совпадения, разделенные веками, вытащенные на светлишь в целях аргументации. Догадки Каккабука не имеют значения. Они достаточно разумны, однако значения не имеют. Они и не могут иметь значения. А почему?
– Ч-черт, вот вы и скажите! – воскликнул Джереми.
Валентин состроил гримаску, которая могла сойти за улыбку.
– Потому что нет ответа на вопрос, что такое реальность. Ничто не способно адекватно описать механизм действия Вселенной или же механизм бытия. Никакие формулы, никакие слова, никакие идеи не зашли так далеко. А если такое объяснение и существует, наш мозг не обладает возможностями для понимания.
– А где же во всем этом, с вашего позволения, душа человека? – спросил Робин.
– Там же, разумеется, где и всегда. Мы же не позволим принизить себя такой незначительной вещи, как наше место во Вселенной. Мы должны ликовать или по меньшей мере быть счастливыми на том основании, что любые наши представления о мире не соответствуют действительности – и не могут ей соответствовать! Наша Вселенная непостижима. Поэтому, на мой взгляд, и эта плита, и высеченная на ней надпись никакого значения не имеют.
Он взмахнул правой рукой – отмахнулся и умолк.
В наступившей тишине Хетти прошептала ему на ухо:
– Поздравляю, Вэл! Я слышала, как вы сказали «счастливый»!
– Я его скажу опять и опять.
– Однако выводы ваши мрачны.
– Ничего подобного: они лишь дают облегчение, блистательная леди.
С места поднялся Стивен Боксбаум.
– Спасибо, профессор Леппард, за анализ возникшей у нас ситуации. Я, по крайней мере, уверен, что вы проникли в самую суть послания Каккабука. Что это послание не может повлиять на нас, как повлияло на преподобного Тарквина Феррерса. Что у него была лишь очередная догадка, притом драматическая, о том, в чем суть нашей Вселенной. И что мысль человеческая не в состоянии объять собою природу… Так что и вы, отец Робин, – Стивен повернулся к викарию, – можете не беспокоиться. Вашей жизни ничто не угрожает.
Робин с сомнением спросил:
– Так что же, выходит» не будет мне диких собак?
– Их нет в природе. Вы можете заключить эту плиту в раму и повесить на стенку как безвредную безделушку или отослать на хранение в Британский музей.
– А я предлагаю проголосовать за то, чтобы мы сохранили ее для выставки во время праздника, – раздался голос Родни, и в кои-то веки все с воодушевлением с ним согласились.
Стивен вновь повернулся к Валентину:
– Я только думаю, профессор, что ваш анализ ситуации в целом слишком глубок. Большинство из нас не сомневается в существовании обычной реальности. Возможно, мне даже не стоит так ее называть, ведь «обычная реальность» – само по себе оксюморон… Я могу сказать, что для меня реальность, разумеется, включает и Хэмпден-Феррерс, и Англию, и Великобританию. Великобритания для меня – символ стабильности и стойкости духа, которой требует стабильность в эпицентре перемен. В черную эпоху гитлеровского правления в Германии, когда нам объявили войну, Великобритания в одиночку защищала демократию и свободу. Ни Советский Союз, ни Соединенные Штаты Америки не пришли к нам на помощь… Это страшное время, к счастью, давно позади, однако многие до сих пор носят, как шрамы, память о том, что пережили тогда их деды и бабки. Мы должны помнить и о смелости Великобритании, которая одна противостояла безумной жестокости Третьего рейха. Я член еврейской семьи, которую преследовали фашисты, но когда мы оказались здесь, нам дали приют мы смогли заново построить наши жизни. И поэтому реальностью для меня навсегда остаются эта храбрость, эта стабильность.