Оксюморон
Шрифт:
И я оказалась втянутой в дело, которое без моего участия стопроцентно попало бы в разряд «висяков». Но и тут еще можно было меня отстранить, отвлечь, словом, вывести из игры. Но «финансист», решившись убраться из страны навсегда, отравил слишком уж активную любовницу. Погибла женщина, мужа которой я любила. Без меня уже ничего не получалось. А со мной получалось раскрытие преступление, которое никак нельзя было раскрывать.
Василия, «одноразового киллера» завербовали на обычном уголовном деле. Не вмешайся иерархи — париться бы ему на нарах по полной программе. Но его вытащили, спрятали, придержали на всякий случай. И случай представился…
— Нет, второй раз его спасать никто не будет, — усмехнулась мамочка, отпивая кофе. — Он, конечно, не виноват в том, что его обнаружили, но пользы от него уже никакой не будет. Таких не спасают…
— Его убьют? — спросила я равнодушно.
Судьба Василия меня на самом деле мало занимала. Да и он сам, в конце концов, убил двух человек, причем одного — вообще по пьяной дурости. Спросила, чтобы хоть что-то спросить. Да нет, конечно, спросила, чтобы понять, насколько еще Стас будет занят с этим тягомотным делом.
— Он повесится в камере сегодня ночью, — так же равнодушно ответила мамочка. — Оставив записку, где признается в убийстве «на почве ревности». Дело фактически закрыто, остались мелочи.
— А этот… застреленный?
— Я же говорю — досадное совпадение, — чуть повысила тон мамочка. — Не будь он таким крохобором, не потащись за несколько часов до отлета самолета забирать какие-то паршивые безделушки, его застрелили бы в другом месте. Ни твоего Стаса, ни, разумеется, тебя это не коснулось бы. Но вот случилось то, что случилось. А ты стала слишком уж активной, вот меня и попросили тебя придержать.
— На каких условиях?
— Какие тут могут быть условия, девочка? — изумилась мамочка. — Ты забываешь обо всей этой истории и получаешь своего ненаглядного в полное и безраздельное пользование. Рожаешь дочку — и становишься полноценной женщиной. Переходишь на совсем другую ступень.
— А ты получаешь свою долгожданную свободу, правильно?
Мамочка величественно кивнула. Мне вдруг стало смешно.
— Хорошо, я все поняла. Можешь считать, что ты свою миссию выполнила. Но скажи мне, пожалуйста, зачем людям, обладающим неограниченными способностями, какой-то финансист-аферист? Не могли другими способами решить свои проблемы?
— Все, кто сталкивается с финансовыми проблемами и их решением, рано или поздно становятся аферистами, — безмятежно сообщила мне мамочка. — Только у большинства хватает ума не тащить все подряд. Этот же запустил руку в такую кассу… Словом, разборки на этом уровне ни к чему хорошему бы не привели. Его обещали убрать — и убрали, а деньги вернули их законным хозяевам…
Я фыркнула, с трудом удержавшись от смеха.
— Хорошо, пусть просто хозяевам, — досадливо поправила себя мамочка. — Тебе-то что?
— Так, любопытно…
— Ну, девочка, скучно же это все…
Я не стала напрягать мамочку изложением подробностей. Я их уже сама знала.
Покойный Геннадий Анатольевич Серебряков годами спокойно и невозбранно «пасся» на тучных нивах нашей довольно запутанной финансовой системы. Пока не «одолжил» слишком большой кусок у тех, у кого брать даже лишнюю копейку было рискованно.
Если бы господин Серебряков немедленно исчез из России, он бы еще мог выкрутиться. Но психология «совка обыкновенного» заставила его задержаться на несколько дней: сдать в аренду квартиру в элитном доме с тем, чтобы деньги получить уже за пределами родной страны. Упаковать чемоданы, хотя нужно было бы бежать хоть в купальном халате на голое тело. И прочее в том же духе.
Несчастная Лялечка просто «попала под раздачу». Зная ее настырность и въедливость, господин Серебряков решил не рисковать. К тому же, по его соображениям, труп нашли бы не раньше, чем через месяц — к моменту приезда арендаторов. И опять некстати вмешалась я со своими штучками!
— Все, девочка, — решительно сказала мамочка, ставя на стол пустую кофейную чашечку. — Я и так у тебя засиделась. Ты все поняла?
— Все. Кроме одного. Мы же обе прекрасно знаем, что отцы наших девочек… ну, исчезают. Ты не помнишь своего папу, я ничего не знаю о своем. Их что уби…?
— Нет, ты еще совсем ребенок, — рассмеялась мамочка. — Нет, они просто уходят и начинают новую жизнь с другими женщинами. И нас это уже не интересует, потому что у нас тоже начинается совершенно новая жизнь.
— Значит, родив дочку, я потеряю Стаса? — осведомилась я.
— Перестанешь его любить, — уточнила мамочка. — Это он тебя потеряет.
— Но…
Я едва удерживала подступившие вдруг к глазам слезы.
— Я так не хочу… Я так давно его люблю…
— Вот именно, — неожиданно жестко отчеканила мамочка. — Слишком давно. Пора жить собственной жизнью, потому что сейчас твое существование — это не жизнь, а сплошной оксюморон. Романтический реализм. Умная глупость. И так далее.
Возразить ей мне, при всем желании, было нечем.