Оксюморон
Шрифт:
— Так… Загоруйко Василий Петрович… Допустим. А кроме служебного удостоверения другие документы имеются?
— Не вижу необходимости.
— При таком удостоверении необходимости, действительно, нет… Ладно, господа-товарищи, поехали-ка все в околоток. Тут нам уже делать нечего.
— Тогда на кой черт меня сюда вызвали? — недовольно буркнул Василий Загоруйко.
— Во-первых, вы сами вызвались приехать. А во-вторых… так или иначе мы бы вас пригласили. Все стрелки на вас сходятся.
— Что, нашли отпечатки моих пальцев на горле
— Нет, на рукоятке пистолета.
— Какого пистолета? — старательно округлил глаза Василий.
— А вот этого, — Стас кивнул на найденный под тахтою «вещдок». — Припоминаете?
— Впервые вижу, — последовал внятный ответ.
— А согласно удостоверению, являетесь сотрудником элитного подразделения…
— Ну и что?
— А то, что это самое ваше подразделение именно такими пистолетами и вооружено.
— Совпадение.
— Обязательно! — иронически хмыкнул Стас. — Отпечатки тоже совпали?
— Да не может там быть никаких отпечатков!
— Что и требовалось доказать, — удовлетворенно отметил Стас. — Об этом может знать только человек, державший этот самый пистолет. В перчатках держал, естественно. И выбросить на месте преступления не могли — пожалели любимую игрушку. Все, поехали пальчики катать и все такое. Собаку заприте, что ли. До вечера ничего с ней не случится.
В глазах Карабаса мелькнул отблеск надежды.
— Так вы верите, что я не виноват? — как-то по-детски спросил он.
— Доверяй, но проверяй, — назидательно заметил Стас. — И не взыщите, на вас обоих придется надеть наручники. Служба такая.
Во всем этом эпизоде мне не нравился поток сознания Василия… как его там? Верхним эшелоном шли злобные мысли о том, что лопухнулся, как последний фраер, спрятав пистолет там же, где находился мотоцикл. А вторым — гораздо более спокойные размышления о том, что прошлый раз отмазали — и в этот с нар вытащат. Не по собственной же инициативе он этого козла завалил. Ему приказали — он сделал. Все. Главное, чтобы на службе не узнали: сгорит мгновенно, больше ни на одно приличное место не возьмут.
При выходе из квартиры Стас посмотрел на меня вполне казенным взглядом и невозмутимо произнес:
— Свободна.
— В каком смысле? — не поняла я.
— Дальше справимся сами. Без потусторонних сил.
Мой глупенький, отважный подполковник милиции искренне не понимал, что именно сейчас ему без этого вмешательства — никак не справиться. Что все прежние его действия как раз могли быть осуществлены самостоятельно — пусть медленнее, пусть с большими затратами сил и средств, но — могли. А вот сейчас мое присутствие было ему необходимо. Но он этого не понимал. В задачке же было сказано: должен понять. Сам. По крайней мере, не прогонять меня.
— Стас, не нужно делать из меня пятый палец, ладно? — как можно более спокойно попросила я.
— Что не нужно? — слегка опешил мой друг.
— При случае обрати внимание: у всех персонажей рисованных мультиков на руках — четыре пальца.
— Ты в уме? — уже серьезно обеспокоился Стас.
— В полном, причем, что характерно, в своем. Присмотрись, когда сможешь: пять пальцев визуально не воспринимаются, кажется, что их много больше. Поэтому и рисуют четыре. Я — твой пятый палец, Стас. Ты сознательно стираешь меня из своих зарисовок, чтобы со стороны создавалась объективная картинка. Но на самом деле я есть. Более того, ты меня иногда все-таки прорисовываешь — пунктирчиком, тоненькой линией, чтобы легче было стереть.
— Допустим, — медленно произнес Стас. — И к чему этот диснеевский спич?
— К тому, что со стороны меня не видно, а на деле пятью пальцами работать сподручнее. Не прогоняй меня сейчас, Стас. Это ошибка.
— Да черт с тобой, — неожиданно развеселился Стас, — делай, что хочешь. В конце концов, не каждый мой коллега может похвастаться тем, что при его персоне состоит персональная ведьма-консультант.
— Так-то лучше, — ответно улыбнулась я. — А теперь я тебе быстренько расскажу, о чем думает твой задержанный.
— Который?
— Который убийца. Бармалея этого можно хоть сейчас отпускать…
— Карабаса, — машинально поправил меня Стас.
— Все равно. Тебе нужен второй. И прикажи сделать запрос или что там у вас в таких случаях делают: он недавно влетел в какое-то серьезное дело, от которого его «отмазали». Он и сейчас надеется выскочить с чьей-то помощью.
— А за что он этого несчастного грохнул, ты, случайно, не узнала?
Иронии в голосе могло бы быть и поменьше. Ну, да ладно.
— А он об этом не думает. Приказали — грохнул. Хочешь, чтобы покопалась поглубже?
— Если хочешь ехать с нами…
— Могу не ехать.
— Оказывается!
Я промолчала. Мы говорили сейчас на разных языках. Да и в принципе любой из нас обычно так коверкает свой собственный диалект, что до взаимопонимания, мягко говоря, получается далековато. Идеи остаются практически неопознанными. Впрочем, скорее мы говорили на двух разновидностях одного языка. Так бывает, когда начинаешь искать какую-нибудь волну в радиоприемнике, а параллельно, на той же частоте, вещает кто-то еще, и начинаешь искать чистоту приема, пытаясь избавиться от помех иного голоса. Мы сейчас не искали чистоты отношений, мы даже не пытались избавиться от взаимных помех.
Наше молчание зависло в воздухе, перекрывало кислород и хотелось проткнуть его резким словом, разорвать набухшую тишину хотя бы спасительным шепотом, и отдышаться в потоке нужных и не очень нужных слов…
Первой пошла на примирение я. Впрочем, как всегда.
— Я поеду за вами. По дороге постараюсь узнать что-нибудь полезное.
Стас с облегчением перевел дух: ссориться он не любил, а мириться не умел. Да и признать, что я ему нужна не просто как друг, а незаменимый в данном случае помощник в работе… Для подполковника милиции это было бы уже чересчур.