Олаф, глупый король
Шрифт:
– Я вообще не могу понять, зачем мы здесь собрались.
– сказал сухой седовласый старик, как понял Олаф из досье - богатейший человек Мнморта - герцог Вольки, по словам Асгрима, возглавлявший заговор против короля, - Чтобы послушать, как какой-то смерд требует с нас денег? Я ухожу.
– Сядьте, Вольки!
– раздался из-за спинки кресла Олафа неожиданно жесткий голос шута, - Сядьте, и будьте любезны дослушать его величество.
– Отлично. Мне приказывает еще и шут.
– презрительно скривился Вольки, - Я не собираюсь подчиняться
– Деньги не для короля.
– послышался вдруг тихий голос Олафа, смотрящего куда-то вниз невидящими глазами
Все затихли, а Олаф продолжил:
– Деньги для Мнморта.
– король поднял взгляд и смотрел на Вольки так, будто собирался прожечь в нем дыру, - Вы все здесь предаете не меня, вы - предатели Мнморта. Королевству нужно золото. Вы же знаете это. Без него Мнморт сожрут соседи!
– Сожрут...
– фыркнула дама, обращавшаяся ранее к Капитолю, - Я решительно не вижу ничего плохого. Даже если Мнморт и захватят - у нас будет нормальный король. Который уважает вольности дворянства, который ценит его. И король с нормальной родословной, а не какой-то немытый крестьянин!
– Когда нам понадобится мнение придворной шлюхи, баронесса, - язвительно заметил шут, - Мы его спросим. До тех пор предлагаю вам молчать.
Присутствующие взвились. Разговор пошел на повышенных тонах, больше всего возмущалась, разумеется, обозванная шлюхой баронесса Брук.
– Нам не нужен такой король! Мужлан!
– кричала она.
– Я никогда! Слышите, никогда не буду ничего платить смерду! Я обязан платить лишь королю!
– это уже Вольки потрясает в воздухе кулаком.
– Не заплатите по закону - все отдадите! Все заберу, до последнего медяка!
– угрожал Олаф, на что его обозвали трепачом и пустозвоном, отчего король едва не полез в драку.
Дело запахло жареным, и шут, отпускавший до этого колкости в адрес всех присутствующих благородных господ, внезапно крикнул "Стража!".
В тот же миг комната наполнилась гвардейцами, что скрутили все дворянское собрание, несмотря на их протесты и угрозы, и вытолкали за дверь.
В зале мгновенно воцарилась тишина, слышно было лишь тяжелое дыхание разъяренного Олафа, который едва не начистил нюх Вольки.
– Какие скоты, подумать только... Какие же скоты...
– бормотал он, с перекошенным от ярости лицом, - Это ж надо, барон... "Смерд немытый", "крестьянин вонючий", "нелепый король", "пустозвон"... Я им покажу, ох, я покажу им... Барон!
– обратился он к шуту, - Придумайте что-нибудь такое, чтоб также как я себя чувствовали! Налоги новые введите, правила какие-нибудь. Чтоб все-все отобрать у этих...
– Олаф завернул длинную тираду, в три этажа, да с загибом.
Шут, улыбнувшись, посмотрел на Олафа (а король-то, оказывается, не такой уж и рохля!):
– Стало быть, ваше величество, я теперь главный хранитель казны Мнморта?
– Да. Называйте себя как хотите, какую угодно должность берите, только чтоб эти сволочи у меня света не взвидели.
– Олаф поднялся, и быстрыми дергаными шагами покинул зал. За дверями его ожидал советник.
– Напомните мне, милсдарь, за что старый король не любил это сборище подонков?
– Интриганство, лень, бездарность, моральное разложение, полнейшая бесполезность для Мнморта при огромном количестве прав и вольностей.
– без запинки оттарабанил советник.
– Вот-вот...
– пробурчал Олаф себе под нос, - И я о том же...
8.
"Сим докладываю вашему величеству, что я, Грельви, сын Вагни, назначенный королевским Инспектором Опочивален, во время проверки в опочивальне баронессы Брук столкнулся с явным непочтением со стороны вышеназванной особы.
Повествую обо всем по порядку.
Во исполнение нового закона Вашего Величества о налогах на роскошества, блуд и пьянство, ваш покорный слуга направился с проверкой в особняк барона и баронессы Брук, что на Драгоценной улице.
Со мною было двадцать человек гвардейцев (полный подушный список в конце доклада), а сам я был снабжен верительною грамотою Вашего Величества, оговаривающей мои обязанности.
По приходу к особняку и просьбе отворить ворота, служка баронессы Брук ответил нам неучтиво, и сказал, чтобы шли мы не в особняк баронессы, а в места другие, королевского инспектора и гвардейцев недостойные, а грамотою от Вашего Величества подтерлись все по очереди.
Двери сломав и слегка повредив служку баронессы (в чем беру вину на себя и раскаиваюсь искренне), мы прошли в особняк с целью проверить опочивальню.
В опочивальне картина нас ждала следующая - баронесса Брук незаконно, не оповещая об этом соответствующий приказ, распутничала с собственными же слугами, коих было четверо, и среди коих находилась даже одна девица.
На вопросы мои, уплачены ли соответствующие налоги на сношение, ответила она криком и оскорблениями, требовала уйти немедля, угрожала и даже порвала верительную грамоту почти пополам (порванная грамота, шерифом уликой называемая к докладу приложена). Полюбовники ее напасть на меня попытались, однако, гвардейцы короля, вовремя вызванные, их утихомирили, немного, как и служку привратного, повредив (о чем я не сожалею, ибо напали они по своему разумению).
Баронесса кричала на нас словами непристойными, дворянскому званию ее несоответствующими, и платить отказывалась вчистую, и из-за того, пришлось мужа ее, барона Брук, искать по всему дому, и в подвале его найти, в состоянии совершенно непотребном, возле винной бочки сидящим и возлияниями обильными занятым, в связи с чем мною было принято решение оштрафовать данного благородного господина еще и по статье "пьянство". Услышав про штрафы, барон Брук начал, подобно жене его, буянить, но был быстро успокоен силами гвардейцев.