Олег Рязанский
Шрифт:
В переходе он, не удержавшись, почти побежал к Васяте, чтобы поделиться новостью и рассказать, как умно, по-взрослому провёл он трудный разговор с дворским.
— Но смотри, Васята, Даше об этом ни слова! Я сам ей скажу, когда всё будет готово, — предупредил он друга, закончив рассказ.
— Что я, глупый, что ли? — обиделся тот.
— И пусть сегодня не приходит в сад, отдохнёт.
— Скажу.
Однако долгожданное новоселье, к которому готовился Олег, живо представляя себе, как обрадуется Даша, не получилось. От елецкого князя прискакал гонец с сообщением, что из Дикого поля вышли разбойничьи орды царевича
На этот раз Олег не стал кого-то просить взять его в поход. Собрав думу, он не терпящим возражения тоном объявил боярам и воеводам, что сам возглавит поход. Воеводой правой руки назвал Дебрянича, а левой — боярина Корнея.
Уже на следующий день основные силы рязанцев вышли из Переяславля наперехват ордынцам. Всадники спешили, непрерывно обмениваясь гонцами с передовым отрядом пограничной сторожи, который скрытно сопровождал ордынцев от самой межи. Хотя какая на южных границах Рязанской земли, у самого Дикого поля, межа? Ковыль, курганы да сурки...
На всю жизнь запомнил Олег в подробностях свой первый бой: как Дебрянич и Корней уряжали полки, как он норовил давать советы воеводам и как почтительно, но твёрдо отметал их многоопытный Дебрянич, как он врезался в строй ордынцев, прикрытый с боков двумя самыми опытными и могучими дружинниками и как свалил татарина ударом сабли. Помнил ещё, как, не выдержав, орда повернула и помчалась в степь, уходя от русичей, как летели им вслед стрелы...
Когда возвращались, воевода Дебрянич попросил Олега отпустить его навестить вотчину.
Уже смеркалось. Олег поразился:
— Что, сейчас? На ночь глядя?
— Истосковался я, князь, — вздохнул боярин. — К утру как раз и доскачем. Жена у меня молодая, сын. И дружина моя давно дома не была.
Юный князь поймал себя на тщеславной и гаденькой мыслишке: коли не будет главного героя победы над ордынцами, то вся слава выпадет на его, Олега, долю. Он отогнал мыслишку и поездку Дебряничу милостиво разрешил.
Воевода отправил вестового с заводным конём, чтобы тот успел предупредить о приезде его с дружиной, а сам стал торопливо готовиться к долгому ночному пути. Вотчина Дебрянича располагалась у самых юго-восточных границ княжества, соседствуя с Диким полем, где всегда таилась опасность, и потому жену с малолетним сыном он держал обычно в стольном граде. Но этим летом отправил их в вотчину, пока ходили в поход, у воеводы всё сердце изболелось от беспокойства о молодой жене, сыне и других близких.
Высыпали первые звёзды, когда боярин в сопровождении своей дружины поскакал домой.
Глава пятая
С утра весь дом ждал возвращения из очередного похода воеводы Дебрянича. Жена то ходила на поварню, то бежала в светёлку прихорашиваться, то взбиралась по скрипучей лестнице в самую высокую горницу выглядывать мужа. Стёпка волновался вместе со всеми. Его принарядили, причесали и, хотя исполнилось ему в ту весну уже шесть лет, посадили под присмотром дядьки на гульбище, что опоясывало весь просторный дом боярина, построенный недавно в деревне, жалованной ему князем рязанским Иваном Александровичем за верную службу. А с гульбища какой обзор? Только и видна опушка леса да разбитая пыльная дорога, ведущая в деревню соседа, боярина Корнея.
К середине дня Стёпке надоело смотреть на дорогу и он стал отвлекаться — на дворе всегда происходило что-нибудь интересное. Вот сцепились две собаки. Вот к ним подбежал пятилетний Юшка, сирота, сын погибшего в прошлом походе отцовского лучника, и бесстрашно принялся разнимать. Стёпка хотел было спуститься с гульбища, помочь — Юшка был его самым близким другом здесь, в деревне, — но дядька не позволил. Пока перепирались, Юшка с собаками куда-то исчез. А тем временем на опушке появился отряд с десяток воинов и отец впереди, сзади в поводу у коноводов несколько заводных коней, груженных вьюками, где конечно же есть подарки и для него, Стёпки.
С криком «Тятька, тятька едет!» мальчик бросился к матери. Та уже стояла на высоком крыльце, нарядная, молодая, красивая, в окружении холопок и дворовых, глядя счастливыми глазами на приближающегося мужа.
За обедом Стёпка никак не мог успокоиться: забрасывал отца вопросами, не давая взрослым друг другу и слова сказать. Боярин ласково и терпеливо отвечал сыну, а сам не сводил горящих глаз с красавицы-жёны. Когда дядька сразу после обеда повёл мальчика спать, Стёпка стал упираться, спорить, не обращая внимания на то, что мать, обычно всегда ему потакавшая, вдруг нахмурилась и даже слегка прикрикнула. Пришлось вмешаться отцу.
В своей светёлке Стёпка продолжал буянить, не желая ложиться, потом расплакался, повторяя, что никогда, никогда не спит днём, но вдруг, неожиданно сморившись, уснул.
Проснулся он от громких криков. Внезапно в светёлку вбежал дядька, грубо выхватил мальчика из постели, кинул, словно мешок, на плечо и выскочил в переход. Ничего не понимающий со сна Стёпка забарабанил кулачками в спину дядьки, крича:
— Пусти меня, пусти!
Издалека донёсся громкий голос отца:
— Все уходите в заречный бор! В заречный бор! Я их задержку!
И отчаянный крик матери:
— Нет! Я с тобой!
Дядька побежал к лестнице, ведущей с гульбища на хозяйственный двор, рванул дверь, больно стукнув Стёпку о косяк, и кубарем скатился вниз. Только теперь Стёпка разобрал непонятные, леденящие душу крики: «Хуррр! Хуррр!» Он попытался вырваться, но не смог, а дядька уже бежал по двору, приближаясь к задней калитке. До ушей Стёпки опять донёсся голос отца:
— Ко мне, други, бей поганых!
Стёпка снова забарабанил кулачками в широкую спину дядьки, пытаясь освободиться и спрыгнуть на землю, чтобы бежать туда, где сражался отец и осталась мать, как вдруг с ужасом увидел: рядом с его рукой в спину дядьки впилась татарская стрела. Дядька сделал ещё два шага и рухнул на землю, больно придавив Стёпку своим грузным телом. Это спасло мальчика: над самой его головой в плечо старика впилась ещё одна стрела.
— Ползи в крапиву... беги... спрячься в заречном бору... — прохрипел дядька.
С каждым словом изо рта его толчками шла кровь. Из последних сил он приподнялся, чтобы освободить Стёпку. Мальчик ужом скользнул в заросли крапивы, стеной стоявшей вдоль забора. Перед тем как нырнуть головой в жгучую зелень, он оглянулся.
На крыльце стоял кривоногий, широкоплечий улыбающийся татарин. Неторопливо накладывая на тетиву короткую оперённую стрелу, он не спускал прищуренных глаз с мальчика, словно предлагая тому поиграть со смертью в прятки. Стёпка бросился в крапиву.