Оленин, машину!
Шрифт:
Кузьмич оказался крепким, коренастым, роста чуть ниже среднего мужиком около сорока лет. Пилотка была сдвинута на бок, из–под неё, пропотевшей и просоленной, торчали короткие волосы с проседью. Чёрные мозолистые руки, покрытые множеством давно заживших порезов, держали инструмент с уверенностью и большой силой. Лицо Кузьмича было испещрено глубокими морщинами, которые свидетельствовали о долгих годах тяжёлой работы. Прокуренные жёлтые усы напоминали, что работа в мастерской была не только его ремеслом, но и довольно нервным занятием. Глаза, тёмные
Я подошёл к нему, и Кузьмич, оторвавшись от работы (он держал в руках деталь от ходовой части), посмотрел на меня с выражением, которое мог бы описать только одним словом — раздражение.
— Здравия желаю, товарищ… — глянул на его погоны, — старший сержант.
— Чего это ты сегодня официальный такой? — буркнул Кузьмич. — Клянчить, опять, что ли припёрся. Смотри, Лёха: если ты ещё один аккумулятор профукал, новый не дам. И не проси.
Из этой короткой речи я понял: мы хорошо с ним знакомы, потому можно на «ты» и без церемоний. Правда, я совсем мастера не помню. Но это дело наживное.
— Ну, говори уже: чего надо? — буркнул он, не отрываясь от своего занятия и не дожидаясь, пока отвечу на первый вопрос.
— Кузьмич, тут такое дело… — начал я, стараясь звучать вежливо. — Мне нужно, чтобы ты глянул капот моего виллиса.
— Я чего, по–твоему, капотов не видел? — без улыбки усмехнулся мастер.
— Да я тут ездил по одному делу, ну, с медведицей повстречался.
Кузьмич оторвался от детали, посмотрел на меня с удивлением:
— Ты её чего ж, прямо на капоте… — и он сделал неприличный жест.
Пока я соображал, как ответить, мастер коротко и хрипло рассмеялся. Но потом вздохнул, скривив губы в знак недовольства. Встал и тяжело потянулся, при этом его движение было медленным и утомлённым.
— И что, ты будешь медведиц катать, а я за тобой чинить? — пробурчал он, обернувшись к заваленному всякими железками верстаку. — У нас и так работы хватает. Сам знаешь, что скоро будет. Если хоть одна машина не выйдет, с меня не то что погоны — башку снимут!
— Кузьмич, ты же знаешь: дальше фронта не пошлют, а он вон, рядом… скоро будет, — поправился я, поняв, что ляпнул лишнее. — Понимаю, что у тебя забот выше крыши, — сказал, чувствуя, что предстоит долгий разговор. — Но мне нужно, чтобы ты посмотрел капот как можно скорее.
— С чего бы это? Сухов, что ли, злится?
— Ладно бы комбат, — вздохнул я. — Меня ж к комполка отрядили. Его теперь вожу. Слыхал, может: Грушевой фамилия.
Кузьмич задумался, и его лицо стало менее настороженным, хотя всё ещё сохраняло недовольное выражение.
— Ладно, — наконец произнёс он. — Если действительно срочно, гляну. Но сначала принеси мне болты с прокладками, которые лежат в складе. У меня их тут нет. И не забудь про новый фильтр для масла. Без этого ничего не получится.
Я поднял брови. Если капот делать, то фильтр зачем?
— Да не для тебя! Для студера! — он кивнул на грузовик.
—
— Там тебе чего хочешь дадут, — сказал Кузьмич, скабрёзно подмигнув. — На-ка вот, — и он протянул мне бумажку со списком требуемого.
«С чего это он?» — подумал я про намёк и пошёл искать склад.
Он оказался блиндажом в три наката, глубоко врытым в землю. Довольно большим, судя по тому, что на расстоянии примерно шагов тридцати из-под брёвен торчали трубы. Я спустился по земляной лестнице, укреплённой досками, постучал в дощатую дверь.
— Открыто! — прозвучал изнутри приятный женский голос.
Я вошёл, вспоминая все необходимые детали, о которых говорил Кузьмич. Склад оказался тёмным и немного запылённым помещением, в котором запах масла и металла смешивался с ароматом старой древесины. Полки, уходящие вдаль и теряющиеся в темноте, были заставлены коробками, ящиками и всевозможными инструментами и деталями. За старым деревянным столом, сколоченным из ящиков, накрытым старой протёртой скатертью, сидела рядовая, ответственная за выдачу запчастей.
Зиночка оказалась молодой, лет двадцати пяти. Её светлые волосы были аккуратно уложены в пучок под пилоткой, карие глаза искрились доброжелательностью и теплотой. Лицо показалось мне круглым и миловидным, с лёгким румянцем на щеках, который был заметен даже при тусклом свете свисающей с потолка лапочки. Униформа сидела на ней аккуратно, подчёркивая стройную фигуру с грудью приятного третьего размера. Когда я вошёл, она подняла взгляд от толстого гроссбуха и улыбнулась, явно обрадовавшись моему появлению.
— Здравствуй, Алёша, — приветствовала меня, слегка покраснев. — Что привело тебя сюда сегодня?
«Алёша, — подумал я. — Значит, у меня с ней… вот как понять?» Память Оленина упорно молчала.
— Привет… Зиночка, — ответил я, сделав паузу и ожидая, пока Алексей всё-таки подскажет, и он не оплошал. — Меня Кузьмич послал за запчастями. Сказал, что они у тебя должны быть. Вот список. Я положил бумажку перед ней. Девушка взяла её, пробежала глазами. Потом
Зиночка кивнула и встала со своего места, её движения были уверенными и быстрыми. Она прошла мимо меня к одной из полок и начала искать нужные детали. Я оценил по достоинству и её ладную фигурку.
— Как дела… в целом? — спросил, пытаясь завести разговор. Надо же понять, в конце концов, какие у нас отношения. Аж интересно стало!
— Всё хорошо, спасибо, — ответила она, обернувшись ко мне и улыбнувшись. — Работа идёт своим чередом. А у тебя как?
— Да вот, медведица немного повредила машину, — сказал я, улыбнувшись в ответ. — Пришлось срочно ремонтироваться.
Зиночка прыснула от смеха и покачала головой.
— Медведица? Ты шутишь?
— Нет, серьёзно, — ответил я. — Представь себе: огромная медведица с медвежатами на дороге. Нам пришлось сначала удирать, а потом разбираться с последствиями.