Олеся. Сожженные мечты
Шрифт:
– Не надо! Хватит, не надо!
– Вы себя хорошо будете вести? – спросил заведующий.
– Моя девочка умерла!
– Мы это знаем. Это всем известно уже. Но ваши истерики Олесю не оживят. Согласны? И прекратите оскорблять людей. Так, как обращались с вашей дочерью здесь, не со всяким вип-пациентом носятся.
– Никого я не оскорбляла.
– Вы ругались.
– Извините, – сказала Тамара уже спокойнее.
– Вот так лучше.
Заведующий кивнул, женщину отпустили. Она покосилась на шприц. Лечащий врач перехватил ее взгляд.
– Уколоть вас придется. Доза небольшая, просто немного придете в себя. Тогда продолжим
– Какой разговор? – искренне удивилась Тамара. – Разве есть о чем говорить?
– Точки надо расставить.
Опустив веки, женщина подождала, пока медсестра ее уколет, после чего выдохнула, открыла глаза, спросила:
– Какие точки, доктор?
– У Олеси не было шансов, – сказал тот, взглянув на заведующего отделением в поисках поддержки.
– Это правда, – кивнул заведующий. – Она еще долго не сдавалась. Сильная была, хоть и девчонка совсем. Организм даже после всего, что с ней сделали, продолжал бороться. Не случись воспаления легких, ее… – врач запнулся, – ее уход все равно оставался вопросом времени. Заражение крови, потеря более пятидесяти процентов кожного покрова, к тому же требовалась пересадка легкого, а с донорами у нас сами знаете как… Словом, полный набор: сепсис, ожоги четвертой степени, отек легких.
– Про Олесю знает вся страна, – глухо проговорила Тамара. – Донор нашелся бы.
– К сожалению, об этом мы можем говорить только в прошедшем времени, – развел руками лечащий врач. – И, как говорит моя жена, доцент филологии, в сослагательном наклонении.
– Что? – не поняла Тамара.
– Не имеет значения, – махнул рукой врач. – Возможно, настаиваю – возможно, нашелся бы донорский орган. Причем быстрее, чем для тех, кто ожидает его годами. Однако, повторяю, дело не только в легком. И не только в донорской крови, в ней, кстати, как раз недостатка не было, как и в деньгах, слава Богу. Одна лишь операция по пересадке легкого, увы, ничего не решала. Главная проблема – ожоги. Олеся фактически сгорела заживо, после такого редко выживают.
– Надежда была, – упорно твердила Тамара.
– Надежда умирает последней, простите за банальность, – сказал заведующий отделением. – У вас, я вижу, она живет до сих пор. Простите, Тома, еще раз, но мы – врачи, а не волшебники Изумрудного города. Мы говорим людям правду. Правда в том, что ваша дочь Олеся умерла. Если вам будет от этого хоть немного легче – она ушла во сне. Не мучилась, просто закрыла глаза и больше не проснулась. Даже думала о чем-то хорошем: на лице осталась улыбка. Легкая, но улыбка. Всем нам надо жить, прошу прощения и за эту банальность.
Тамара снова глубоко вздохнула.
– Когда я смогу ее забрать?
– Сначала сделают вскрытие.
– Ее обязательно нужно кромсать?
– Так положено. Потом тело нужно забальзамировать. Вы здесь хотите ее хоронить?
– Нет. Дома, в Кировограде. И пожалуйста, если уж так положено… ну… резать… Оставьте мою девочку красивой.
– Лица мы не тронем, Тома. Не волнуйтесь. Сейчас отдохните. Так или иначе, все позади, и силы вам еще понадобятся.
2
Войдя в кабинет начальника Кировоградского УМВД, адвокат Ян Яковлев остановился прямо в дверях и громко, стараясь, чтобы его услышали все, кто находился в приемной, проговорил:
– Господин подполковник, я к вам пришел как к официальному лицу!
– Хватит
– Здесь не цирк, уважаемый Виктор Сергеевич, и я не…
– Дверь закройте! – повысил голос подполковник Атаманюк.
Подчинившись, Ян Яковлев быстро пересек кабинет, расположился за столом напротив подполковника, положил перед собой кожаный портфель, похлопал рукой по поверхности.
– Вот здесь.
– Что у вас там? И хватит спецэффектов. У меня и без них от этого дела голова болит.
– Заявление, Виктор Сергеевич. Официальное. Вы обязаны принять меры.
– Каких мер вы от меня ждете?
– Отпустите до суда Грекова и Крутецкого. Под подписку о невыезде. Обещаю: оба будут сидеть под домашним арестом, как миленькие.
Начальник милиции потер ладонью воспаленные от недосыпания глаза.
– Уважаемый, сколько раз мне говорить вам очевидные вещи? Вы юрист, и вам как раз это должно быть понятно. Следствием занимается прокуратура. Потому решение о том, кого выпускать, а кого держать дальше, тоже принимается только прокурором.
– Вас послушают, – уверенно проговорил Ян Яковлев. – Тем более когда появится такая информация, какая следователю прокуратуры поступить так быстро вряд ли сможет. Потому я и принес вам официальное заявление. Вам, а не в прокуратуру.
– То есть я, по-вашему, должен позвонить прокурору и как-то повлиять на него?
– Вы сделали слишком буквальный вывод, если можно так сказать. Хотя суть верная: в создавшейся ситуации только начальник милиции способен оперативно вмешаться и спасти человеческие жизни.
– О чем вы? Я пока ничего не понимаю. Кроме того, господин адвокат, что вы стараетесь хорошо делать свою работу, отработать гонорар и любой ценой вытащить подзащитных из камеры. – Начальник милиции откинулся на высокую спинку кресла, закурил. – Давайте сразу договоримся, господин Яковлев. Мы оба знаем, чьих детей вы защищаете…
– Не только я. У Крутецких свой адвокат. Я просто в данный момент уполномочен…
– Я в курсе всех ваших дел! – отмахнулся Атаманюк. – Сам я, между прочим, тоже ждал, какое решение примут там. – Он многозначительно поднял указательный палец, показывая на новый натяжной потолок. – С этим делом влипли многие. Если бы не шум… Словом, произошло то, что произошло. Греков, Крутецкий и этот третий, Марущак, сидят. Обвинения им предъявлены. Девчонка умерла, завтра ее хоронят, на кладбище будет дежурить усиленный наряд милиции, ожидаются беспорядки. И если бы Греков с Крутецким сидели сейчас на подписке, беспорядков было бы значительно больше. Получается, господин адвокат, вот что: их нахождение в СИЗО – дело, можно сказать, политическое. И я не преувеличиваю. А в политику, господин Яковлев, я на своем месте предпочитаю не лезть. Прокурор города – тоже. И вам не советую.
– Это не политика, Виктор Сергеевич.
Расстегнув портфель, адвокат вынул оттуда тонкую кожаную папку. Из папки – листок бумаги с текстом, набранным на компьютере. Внизу страницы стояла его подпись. Протянув документ начальнику милиции, адвокат скрестил руки на груди и приготовился ждать.
Пробежав глазами текст, Атаманюк взглянул на Яковлева поверх листа, затем перечитал написанное. После снова закурил, помолчал, усваивая новую информацию. Затем отодвинул лист, спросил:
– Откуда у вас эти данные? Как я пойму, что вы ничего тут не придумали?