Ольга Яковлева
Шрифт:
А если взять Огонькова — с ним-то очень даже интересно. Огоньков у всей школы на виду (хотя, конечно, и не за хорошее). У всей школы на виду, а дружит с Ольгой!.. А это тоже не так себе! Мог бы с любым шестиклассником подружиться или даже с семиклассником. А он с Ольгой!
Но зато Огоньков этот уж такой задавака! Он тебе слова просто так не скажет… С Огоньковым дружить интересно, но только часто на него обижаться приходится. И много терпеть.
Думает Ольга, думает… И деревенских своих подружек припомнила. И Светлану. И даже из детского сада одна девочка мелькнула
Легка на помине, на следующий день Светлана позвонила. Сказала:
— Алё, здравствуйте… Это Ольга? А это Карасёва Светлана. Мне Наталья Викторовна сказала: если уроки делать можешь, то я принесу…
Ольга услышала в трубке какое-то шебаршение и потом не то смех, не то шёпот, не то кашель… Она поняла, что там, у телефона, рядом со Светланой стоит Таня Лазарева. Ну и пусть! Господи, ей-то, Ольге, это совершенно неважно. Она сказала:
— У меня заразная болезнь. Продиктуй мне по телефону.
Светлана, видно, растерялась:
— А мне… а мы новые примеры прошли. Мне велели тебе показать.
— Не беспокойся!
— Хм! Я и не беспокоюсь. Записывай: номер сто двадцать.
— Погоди! Хотя бы я карандаш возьму!.. Светлана быстро и сердито выговорила в трубку все задания, словно горсть гороху бросила по каменной лестнице: тра-та-та-та-та! Ольга едва успевала писать… Да, вернее, и не успевала. Одни только первые буквы. Вместо «русский язык» — «р», вместо «чтение» — «ч». И так цифры записала, что и не разобрать: то ли семь, то ли два, то ли шесть, то ли ноль. Но Светлану не перебивала, не просила помедленней. Очень надо! — Ты пишешь там?
— Пишу-пишу, ты диктуй.
— Хм, пожалуйста!..
Когда Светлана наконец кончила, пальцы у Ольги стали, кажется, деревяннее, чем сам карандаш, — устали, и болели, и не слушались…
— Всем передавай привет! — успела крикнуть Ольга.
— Хм! — опять хмыкнула Светлана. — Передам…
С чего это она так хмыкать взялась?.. Раньше вроде совсем не хмыкала. А теперь хмыкает.
Пальцы потихонечку оттаивали, распрямлялись. Она ещё потрясла ими на всякий случай, чтоб уж всё прошло, ни одной иголочки в руке не осталось… Хотела сразу взяться за уроки. Как-никак три дня прошло — соскучилась по своим книжечкам. Но не взялась. Только притащила портфель на диван и остановилась — призадумалась.
Стали её разбирать сомнения. Стала Ольга думать, что, может быть, Светлана специально звонила… Специально вызвалась! Наталья Викторовна, наверно, сказала, что Яковлевой Ольги уже три дня нету, «надо узнать, ребята». И тогда Светлана — может быть! — руку подняла и сказала, что она позвонит и зайдёт, потому что у неё даже телефон записан… И как она волновалась потом, разыскивала две копейки по карманам (у них в квартире телефона нет). Ольга бы, наверно, ужасно волновалась…
И не было никакой Тани Лазаревой! Конечно, не было! Светлана одна, одна звонила. Она снова хотела подружиться. Ползли неприятные мысли, царапали, царапали Ольгу… Что говорить, жалко Светлану! Всё же она хорошая подружка была. Как чего-нибудь придумает — за ней и не угонишься!
Когда дружишь, не так уж весело в подчинении ходить и не так уж весело самой начальницей быть. А вот со Светланой они именно что ровно стояли — как две взрослых… Ольга вздохнула: вспомнила из-за чего они поссорились. А вообще тут и вспоминать было нечего — из-за Огонькова. А раз так, значит, и думать о Светлане больше нечего. Вот хоть заплачь, а нечего!.. Огоньковых же она не бросит!
Это случилось в тот день, когда она совсем уже поправилась, свободно разгуливала по комнате. Но ещё с опаской поглядывала на улицу. И хотелось выйти и было как-то боязно…
А погода вдруг установилась необыкновенная. Дожди перестали, прояснилось. В небе были солнце и синева. Приударивший наконец лёгкий морозец разом подобрал всю грязь. Улицы были чисты и звонки. Мама приходила домой румяная, весёлая — аж завидно!
Времени было часа два — до вечера куда как далеко. И Ольга решилась перетряхнуть старое кукольное приданое: что-то дошить, а кое-какие лоскутки — они хранились едва ли не с младшей группы детсада — просто-напросто выкинуть. Ольга достала свой старинный кукольный чемоданчик — деревянный, со странной маленькой дверкой в боку.
Был этот чемодан, наверное, ещё от бабушки — облезлый, с округлыми боками. А дверка его — вроде маленькой форточки — застёгивалась ремешками, как на сандалиях.
Ольга запускала руку в его деревянный живот и выволакивала на свет божий целые груды разноцветных тряпиц, моточки недошитых ниток, мулине, иногда даже шелковинки, намотанные на куски сложенных в несколько раз бумажек… Да, именно что выволакивала на свет: солнце лежало тут же, на диване, большим жёлтым пятном. И разноцветные лоскуты горели, как драгоценные…
Почти каждый из них был со своею историей: тот остался от косынки, прожжённой когда-то утюгом; тот — обрезок сшитого сто лет назад платья. Само платье давно уж изношено, валяется тряпкой у входа в квартиру. Его и не узнать — почернело, слиняло десять раз. А этот лоскут всё такой же новый, свеженький, в яркую красную клетку по зелёной траве…
Вот здесь-то как раз и грохнул телефон. Ольга даже вздрогнула. Уж очень далеко ушла она мыслями из этой квартиры, из этого дня. Ведь три года назад они жили с мамой совсем не здесь, а в маленькой комнатке посреди длиннющего коридора…
— Слушаю, — сказала Ольга. Говорить «слушаю» было как-то солидней. Так она решила недавно.
— Олька! — закричала трубка. — Всё! Кранты, конец! Я уезжаю в юнги!
— Ты что, правда?!
— Говорят же тебе!.. Прямо сейчас мотаю! Я уже деду записку оставил, шмотки собрал… Он в ванной сидит — моется…
Ольга растерянно молчала.
— Ну как?! — продолжал хвастать Огоньков. — А то начинают здесь объяснять, что то да сё… В общем, пока!.. — Он помолчал одну секунду. — Слушай, ты к деду здесь заходи. Есть?..