Ольга Яковлева
Шрифт:
— Мама, ну а вот почему он тебе понравился?
Так спросила, будто они уже полчаса до этого разговаривали. Но мама поняла её. Она ответила спокойно, как давно решённое.
— А я не знаю, доча… Понравился, да и всё.
— Да разве так бывает, мам? — спросила Ольга, удивляясь, что мама говорит точно её слова. — Разве можно — за просто так?
— Только так и можно! А за что-нибудь полюбить — это уж всё получится неправда. На полгода, самое большее…
— Полюбить?!
Мама кивнула тихо, потом вдруг встала и выключила
Ольга лежала не шевелясь и смотрела, как она в темноте раскладывает себе постель. Сердце билось громко, словно стучало в какую-то дверь. Ольге казалось, что теперь она всю ночь не сомкнёт глаза. И, подумав это, она вдруг уснула.
Наутро к ним пришёл лётчик. О зоопарке речи уже не было. И, может быть, так даже к лучшему получилось! Всё воскресенье они были вместе.
Обычно на людях устаёшь. В школе устаёшь, поэтому и неохота на продлёнку оставаться. И от Галинки устаёшь немного, и от Огонькова даже — как начнёт хвастаться!.. Только от мамы она не уставала. И от лётчика, оказывается, тоже.
Едва Ольга и мама позавтракали, в дверь раздался звонок. Они быстро посмотрели друг на друга.
— Ну пойди, пойди ты, — сказала мама и улыбнулась, как бы уступая ей приятное.
Это действительно был лётчик. Он стоял на пороге, держа в руках лётную свою фуражку, и сверху вниз серьёзно смотрел на Ольгу.
— Здравствуй, Оля.
— Здравствуйте… — Это слово она еле выдавила из себя.
— Можно?
— Можно.
Лётчик всё ещё стоял на пороге…
Вчера они разговаривали совершенно спокойно, как простые знакомые. А сегодня это как бы забылось. Будто и не было ничего. Всё надо было начинать заново!..
Мама увидела их, таких странных, и засмеялась:
— Да вы что?
Она заставила лётчика выпить стакан чаю и съесть парочку сложных бутербродов. Потом сказала:
— Ну ладно. Теперь вы двое — до свидания. У меня уборка и стирка!
Обычно Ольга ей помогала. Но теперь, может, всё как-то по-другому должно быть?
А лётчик головой покачал, потом глянул на Ольгу:
— Да нет, Настя. Мы вроде вчера решили. Мы тоже на трудовой фронт!
Ольга кивнула. В голове у неё звенели необычные — торжественные и шутливые одновременно — слова: «трудовой фронт».
Мама, конечно, отнекивалась. Но лётчик нисколько её не слушался; спрятался от них на минутку в комнате и вышел уже не в парадном своём лётном костюме, а в синих тренировочных штанах, в простой ковбойке и в белых кожаных тапочках на толстой подошве. Спросил, засучивая рукава:
— Ну, где работа? Ты готова, Оль?
Работа была простая: мебель и стены пропылесосить, потом пол помыть, мастикой намазать и натереть. А мама в это время уже начала в ванной стирку. Урчала машина, плескалась вода, сугробом лежало бельё… На них мама будто совсем внимания не обращала.
Лётчик и Ольга в комнате запустили пылесос. Уже после первой стены лётчик сказал, улыбаясь:
— Нет, слушай,
— Как это? — засмеялась Ольга.
— Очень сил у неё много. Какой-то зверь, а не машина! Пылесос, правда, гудел, рычал от напряжения, ходил ходуном, где-то внутри него сверкали синие молнии. Скоро в комнате стало жарко от работы. Вещи постепенно сдвинулись со своих мест, будто решили уйти куда-то отсюда, как в «Федорином горе». Ольга и лётчик уже не переговаривались теперь, а перекрикивались.
— Ну что? Законно у нас идут дела?
— Да, законно! — Ольга с удовольствием выкрикнула мальчишеское это, огоньковское слово.
Ей было весело. Она чувствовала, что раскраснелась. Волосы выбились из-под заколок и длинными пушинками щекотно падали на лоб. Ольге то и дело приходилось сдувать их.
Они почти не разговаривали — в общей простой работе и так всё было понятно. Да и грохот стоял зверский.
— По-моему, уже всю пыль выпили до последнего микроба! — крикнул лётчик и выключил пылесос.
— По-моему, тоже! — закричала Ольга в наступившей вдруг тишине.
И они засмеялись оба, но теперь уже без смущения — просто как старые знакомые. Чего же не посмеяться, если смешно вышло!
И не заметили они, как глянула на них мама радостно, недоверчиво улыбнулась и тотчас опять спряталась у себя в ванной.
Они стали мыть пол в две тряпки. Мебель бегала от них по всей квартире.
— Слушай, я упарился! — говорил лётчик.
Они сидели на островке сухого ещё пола. Лётчик держал в руках Ольгину тряпку. Он тряпки выжимал просто удивительно! Он её с одного раза перекручивал, будто змею. И тряпка была как сухая.
Ольге, конечно, нравилось, что он устал. Она тоже устала. Но не так уж сильно. И потом она про это ни словечка не проронила!..
— Настя! — крикнул лётчик. — Сигарету здесь покурить можно?
— Конечно, кури, — сказала мама. Она глядела на них, стоя в дверях, тоже слегка усталая.
Ольга пошла пока позвонить, поговорила с невиданной ещё, но уже знакомой Лелей Познанской: старик ботаники чувствовал себя хорошо. Правда, голос у Лёли опять очень уж бодрый был!
Когда Ольга вернулась в комнату, лётчик уже возил тряпкой по полу. Она спросила:
— А как же отдыхать?
— Надо, Оль, поднажать! Времени в обрез.
— А чего?
— Рейс у меня сегодня в пять.
— Ну успеем же!
— А пообедать ещё охота, рубануть как следует! И ящик посмотреть.
— Чего?
— Ну телик! Ты любишь телевизор смотреть? Ольга задумалась.
— Я не знаю… — она тоже взялась за тряпку, — когда как.
— Я тоже когда как. Один не люблю, а с компанией люблю.
— А когда обратно прилетишь?.. — Здесь она споткнулась: заметила, что назвала его на «ты».