Олигарх
Шрифт:
На Урале я сразу же перевел с Юговского завода в Златоуст молодого талантливого инженера Обухова, предварительно с ним познакомившись. Павел Матвеевич был очень удивлен, услышав, что меня интересуют только его опыты с производством стали и согласился на предложенный перевод.
Бумаг требующих разбора было много, а времени не очень, поэтому я несколько раз даже ночевал в кабинете. Но как я не торопился, приезд ко мне 15-ого января графа Алексея Фёдоровича Орлова было полной неожиданностью. Государю не здоровилось и он не стал меня приглашать к себе, а поручил своему приближенному выступить посредником и передать своё поручение: срочно заняться устройством
Шестеренки моей деловой машинки сразу же закрутились с бешенной скоростью. Все, кого Иван Алексеевич запланировал привлечь для работы а новом банке, заблаговременно были им вызваны в Питер. Они без раскачки тут же приступили к работе и через неделю я планировал докложить Государю о моей готовности приступить к практической части создания банка.
Но приближалось 21-ое января и я был практически на сто процентов был уверен, что какое-нибудь событие обязательно произойдет вечером этого знаменательного для меня дня.
Ровно тридцать лет назад, в такой же вечер дня моего шестнадцатилетния, произошло одно очень интересное событие.
Мой родитель был участником выступления на Сенатской площади 14-ого декабря 1825-ого года. Матушка ничего не знала об его участии в этих тайных обществах. Как гвардейский офицер, он должен был присягать новому императору и утром как ни в чем ни бывало уехал в полк.
Вечером домой он не вернулся и ближе к полуночи был найден на льду Невы без сознания, с прострелянной грудью и следующим утром, не приходя в сознание умер. На следствии кто-то из арестованных заговорщиков показал на него, как на одного из главных организаторов восстания. Но император почему-то не поверил этим показаниям и приказал следствие в отношение моего родителя прекратить.
Вечером 21-ого января 1826-ого года Государь принял мою матушку и она получила в Зимнем дворце императорский указ о превращении наших имений в майорат и признании меня совершеннолетним и полностью дееспособным.
Утром двадцать первого, естественно, мне доложили, что в приемной меня ожидает посетитель — неприметный клерк банкирского дома барона Штиглица. Я даже не знал его имени и отчества, только фамилию. Но зато знал другое — этот человек был негласным представителем лондонского банкирского дома «Бр. Беринг и К°» и через него я получу известия о переговорах барона Лайонела Натана де Ротшильда с денежными мешками и промышленниками Туманного Альбиона.
— Доброе утро, ваша светлость! — человек Ротшильда поклонившись, на прекрасном русском поприветствовал меня. — Я Людвиг Леопольдович Бекстер.
В Лондоне, когда Ротшильд показал мне этого человека и рассказал о его миссии в России, меня неприятно поразило, что барон не назвал его имени и вел себя с ним как с пустым местом. Бекстер видимо это отлично понял и поспешил представиться, этим он кстати очень облегчил мне общение с ним.
Говорить господин Бекстер начал без всякого предисловия.
— Ровно неделю назад господин барон велели передать вам, что императору Александру в ближайшие день-два, как только граф Эстергази получит соответствующую официальную депешу, будет предложен мир. От России не будут требовать ни территориальных уступок, ни установления свободы плавания в устьях Дуная, ни воспрещения держать на Чёрном море военный флот и иметь на берегах этого моря арсеналы и военные укрепления. Над христианами Османской империи устанавливается совместный протекторат четырех великих держав. Россия обязуется не вмешиваться самостоятельно
Бекстер говорил ровным безцветным голосом, без каких-либо интонаций и эмоций. Это сильно затрудняло восприятие его слов. Поэтому я даже не сразу понял смысл всего. Посланец Ротшильда понял это и сделал паузу, что бы я осмыслил услышанное.
Если бы был двадцать первый век и мирные предложения делала бы Россия, то услышанное мною, особенно по поводу границ на Кавказе, я бы назвал жестом доброй воли, это дурацкое выражение и тем более действия меня всегда бесили.
Но сейчас на дворе век 19-ый, жесты доброй воли никто еще не делает, да и мир предлагают англосаксы, которые наверное даже не понимают что это такое. Поэтому я приготовился услышать, что потребуют от России за такое предложение. Кивнув Людвигу Леопольдовичу, я приготовился слушать его дальше.
— Россия обязуется не вмешиваться в европейские дела если напрямую не затрагиваются её интересы. В Европе и на Кавказе сфера российских интересов существующие границы и новые российско-турецкие. Признается интерес России в Средней Азии, Джунгарии, Монголии и Манчжурии.
Господин Бекстер достал из кармана карту и протянул её мне. На карте были нанесены границы сферы интересов России и Великобритании от турецкой границы до Тихого океана.
Персия была разделена точно так как это было сделано в моей прошлой истории в начале 20-ого века, затем границей русской сферы влияния была обозначена будущая граница СССР с Афганистаном, который был обозначен как буферная зона, но в английской сфере интересов. Кашгария и Тибет принадлежали Китаю, но были отнесены к английской зоне, а вот остальная часть Джунгарии или Восточного Туркестана, то что называют в 21-веке Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР, Тува, вся Монголия и Манчжурия были отнесены к сфере российских интересов. Английская сфера в Китае была совершенно не обозначена. Надо полагать, что британцы собираются воевать в Китае.
В Японии, на Тихом Океане и в Америке никаких границ сфер влияния проведено не было и ничейной была Корея. Похоже тут договоренности лично со мной никто нарушать не собирается. Да и сложно это было сделать, вот уж где-где, а в Тихом Океане, севернее экватора, я любому и сам по ушам так надаю, что мало не покажется.
Всё это хорошо, в смысле не хорошие условия мира, а хорошо как фигура речи, потому что обязательство не вмешиваться в европейские дела для Государя не шло ни в какое сравнение с выгоднейшим разделом сфер влияния а Азии. Но главное было не это, главное было когда наконец-то зайдет речь про деньги и еврейский вопрос.
Подождав минут пять, пока я изучал карту, Бекстер смущенно покашлял, привлекая внимание к своей персоне. Я оторвался от карты и кивнул что бы продолжал.
— В России со дня на день начнется большое железнодорожное строительство. Император должен дать гарантии, что первенство будет иметь английский капитал и везде, где он будет участвовать паритет с русским пятьдесят на пятьдесят, должны быть отменены все ограничительные пошлины — честная, свободная конкуренция товаров, — господин Бекстер вопросительно посмотрел на меня, сделав приглашающий жест в сторону карты. Я кивнул и убрал карту.