Олигарх
Шрифт:
Первым пришло понимание, кем я являюсь и от этого понимания чуть не спалился, у меня почти вырвался возглас изумления.
Изумляться и правда было от чего. Оказывается я, князь Алексей Андреевич Новосильский, знатности и богатства неимоверных. Мне почти шестнадцать. У моего родителя какие-то проблемы, где он сейчас пока не понятно. Сегодня не то двадцатое, не то двадцать первое декабря 1825-ого года.
Лежу я в своей спальне, в уголочке на стульчиках примостились четверо: моя матушка Елизавета Павловна, старшая сестра Анна, врач Матвей Иванович Бакатин. Правда сейчас в 19-ом веке,
Я сразу понял, что Матвей Иванович не ровно дышит на мою сестру, но держит это в тайне, он ей не ровня почти во всем. Но к моему изумлению я внезапно понял, что Анне Андреевне простой армейский лекарь тоже очень нравиться, она очень страдает и не знает что делать. Еще большим открытием было то, что матушка в курсе этого и тоже не знает что делать.
13-ого декабря мы с Матвеем Ивановичем поперлись в Кронштадт, но на подъезде случилось несчастье, возок опрокинулся в полынью и я оказался в холодной морской воде, естественно заболел и несколько дней был в беспамятстве.
Параллельно этому я вспомнил, что еще недавно жил в 21-ом веке в городе Санкт-Петербурге и работал простым водителем-дальнобойщиком. Когда-то я родился и жил в городе русской славы Севастополе, но служить в армии пришлось в Ленинграде, где и остался жить. Женился, появились дети — две девочки, в лихие девяностые занялись попутно с женой бизнесом — торговлей. Дочери вышли замуж и организовали строительную фирму.
В дефолт мы разорились и вскорости жена умерла. Зятья после этого стали рожи воротить, а следом и дочери. У них была успешная строительная фирма, а я опять подался в дальнобойщики. Они посчитали, что это как-то их компрометирует, а о том, что когда-то первые деньги на свой бизнес получили от меня, помнить было не обязательно.
В один прекрасный день, когда после рейса я употребил водочки, меня еще и назвали алкоголиком. В итоге все были посланы в пешее эротическое путешествие. Отдельная жилплощадь у меня была, внуков от них я так и не дождался, поэтому поводов к дальнейшему общению больше не нашлось. Зятья думаю были этому безумно рады.
Университетов я не кончал, но безумно любил историю, особенно своего родного Севастополя, всегда всё свободное время проводил за книжками, а когда появились компьютеры, за экраном монитора и к старости историю века девятнадцатого наверное знал не хуже какого-нибудь профессора.
Здоровье у меня надо сказать было лошадиное и несмотря на свои почти семьдесят, продолжал дальнобойничать. И вот как-то возвращаясь из рейса в Севастополь, я застрял в пробке перед Крымским мостом. Ну и от безделья начал как всегда предаваться своим любимым исторически-альтернативным мечтам.
Обычно как только безделье заканчивалось, заканчивались и мечтания. Но здесь я сильно увлекся, тема-то была просто потрясающая, что было бы если союзники не взяли Севастополь? И до самого дома все думы были только об этом. После рейса я употребил водочки и собрался ложиться спать, как вдруг полыхнуло в груди, а потом как кинжалом в ударили в сердце и в мозгах раздался металлический голос:
— Хочешь попробовать? —
На этом воспоминания о двадцать первом веке закончились. Странно, но я не помнил своих родителей, паспортных данных своих, жены и дочерей. Не помнил как кто выглядел. Каких-либо сомнений в реальности воспоминаний о двадцать первом веке не было совершенно. Я буквально физически ощутил, что в одном теле оказались две сущности. Несколько минут они изучали друг-друга, а затем стремительно слились в одну.
Молодой князь Алексей Андреевич внезапно застонал, начал метаться, но быстро затих и спокойно заснул. Армейский лекарь Матвей Иванович Бакатин осмотрел больного и спокойно сказал княгине Елизавете Павловне:
— Ваша светлость, на мой взгляд поводов для беспокойства нет. Думаю, что был кризис болезни и теперь Алексей Андреевич начнет выздоравливать. Сейчас он спит.
Княгиня повернулась к няньке князя Пелагеи.
— Пелагея Тихоновна, остаешься с князем, — редкая русская дворянка высокого полета своих детей сама кормила грудью. И поэтому с первых часов жизни рядом с молодым князем была кормилица и нянька Пелагея, у неё у самой только что родилась двойня, но молока хватало на троих.
Пелагея своего Алешеньку любила не меньше родных и он ей платил тем же. Княгиня к этому относилась спокойно, забот и хлопот у неё хватало, одни амурные дела чего стоили. Потом началась война с Наполеоном, смерть тестя, ранения мужа, другие тревоги военного времени, рождение второй дочери и прочее-прочее-прочее.
Князю это всё вообще было до лампочки: женщины, карты, войны, полковые дела, придворные интриги были гораздо важнее. О детях он стал думать только когда подросла старшая княжна и стали появляться претенденты на её руку.
Нянька Пелагея за пятнадцать лет незаметно превратилась в Пелагею Тихоновну, но по-прежнему всегда была рядом с князем. У Алексея был еще дядька, но год назад он скоропостижно умер и няня осталась единственным по настоящему близким человеком. Надежды на это подавали конечно еще её сыновья Василий и Иван, но им еще надо было вырасти.
Выздоравливал князь долго. Три недели у него была просто жуткая слабость, несколько шагов по спальне и он совершенно без сил падал в постель мокрый и белый, как свежевыпавший снег. Каждый день утром и вечером приезжал лекарь Матвей Бакатин. Попытки княгини пригласить кого-то еще неожиданно для неё были решительно пресечены самим больным. Она была потрясена проявлением железной воли у больного сына, раньше за ним такого не замечалось.
Когда Алексей спросил почему его не навещает отец, ему сказали что Государь срочно отослал его с важным поручением в Европу, тетушка князя была замужем за английским лордом, жила в Лондоне и периодически выполняла деликатные просьбы племянника.
За время болезни молодой князь очень подружился с лекарем и старшей сестрой Анной. Младшая Маша несмотря на свои десять лет была еще совершенный ребенок и была занята только своими куклами. Однажды ожидая лекаря, Алексей сказал сестре, что Матвей очень хороший человек и очень ему нравится. Анна неожиданно зарделась румянцем и сменила тему разговора.