Олигарх
Шрифт:
Обед прошел в великолепной обстановке, все были в отличном расположении духа. Матвей тот вообще сиял как начищенный сапог и я подумал, интересно когда он попросит руки Анны Андреевны.
Обед еще не закончился, когда принесли короткое письмо от Сергея Петровича. Он написал, что готов продолжить работу уже этим вечером и я прошел в кабинет, что бы написать ответ со своим согласием.
Когда я вернулся, в столовой царила вообще какая-то торжественная звенящая атмосфера и я сразу же подумал, что господин лекарь попросил у матушки руки Анны Андреевны.
— Алексей
— Я согласен, но с одним непременным условием, о помолвке объявляться не будет и свадьба состоится после будущих святок, — против моего решения возражений не было, оно было вполне естественным, все решили, что я его увязал с годовщиной смерти родителя. Но на самом деле я просто надеялся за год немного привести в порядок наши финансы.
В этот момент доложили о приезде Анисима — денщика господина лекаря, который привез Высочайшее Разрешения на предоставление Матвею отпуска до первого апреля.
— Ты, Алексей Андреевич, не совсем в курсе порядка предоставления отпусков в армии, — начал объяснять Матвей, заметил мое удивление. — Я как офицер имею право на четырехмесячный отпуск с первого сентября по первое апреля и он предоставляется приказом по армии.
— Я в таких тонкостях не разбираюсь, полагал, что с этим делом все просто, вон сколько офицеров без дела кругом слоняется.
— Это было до 14-ого декабря, а сейчас все на службе находятся и сейчас все отпуска только с Высочайшего Разрешения. У нового Государя не забалуешь. Я не стал тебя вчера говорить, что мне вряд ли предоставят такой отпуск и сам очень удивлен. Я ведь только утром подал прошение.
Матушка укатила в Европу через два дня, захватив с собой двух девок и двух мужиков. Про младшую дочь Машу, она даже и не заикнулась. Не знаю кто занимался у родителей подбором кадров, но с нянями было попадание в десятку.
Анисья, машина няня, конечно была не нашей нянюшкой Пелагеей, таких больше на всем белом свете больше не было. Но своей воспитаннице Анисья предана не меньше и занимала в машиной жизни места намного больше, чем матушка.
В дворовые девки Анисья попала еще ребенком, в двадцать лет от кого-то родила, но родитель защитил её от матушкиного гнева и приставил сначала кормилицей, а потом и няней к младшей дочери. Я когда стал вникать в семейные дела, сразу же заподозрил, что ребенок у неё был от нашего родителя, тем более что девочку назвали дворянским именем Татьяна.
Таня росла очень слабой, много болела и родитель оправил её в нижегородское имение, откуда родом была Анисья, под заботливое крылышко родной бабушки. Управляющему он пригрозил запороть его до смерти, если с ребенком что случится или будет хоть одна жалоба от неё, и приказал не экономить на докторах.
С управляющим ничего не случилось, девочка окрепла, переросла все свои болезни и в начале зимы князь решил вернуть её в Петербург.
Девочка
К моему удовлетворению к отъезду матери Маша отнеслась абсолютно равнодушно, в её жизни на самом деле намного больше участия принимала родная сестра.
Как только матушкин экипаж покинул наш двор, я приказал привезти с Лиговке дочь Анисьи.
Девочка была точной копией своей матери, уже такая же красивая и похоже умом и характером тоже была в мать. Маша с ней общалась всего несколько раз, но успела подружиться и была рада её новому появлению в нашем доме. На левой щеке у Сони была точно такая же родинка как у покойного князя и всех его троих детей.
Отправив девочку в детскую, я позвал Анну Андреевну.
— Хочу допросить Анисью и прошу тебя к этом присутствовать, — мой вид и категоричность речи не оставили сестре выбора и она молча кивнула в знак согласия.
Анисья понимала зачем её позвали к господам и стояла не поднимая взор.
— Анисья, я хочу от тебя услышать честный ответ на мой вопрос, от кого ты родила ребенка?
Мне показалось, что под Анисьей ходуном заходил пол, но это так по всему её телу прошла судорога и она тихо, как шелест ветерка, ответила:
— От барина Андрея Алексеевича.
— Матушка знала? — спросила Анна.
— Знала, я в те года не одна такая была. У других, барин, просто детей не было.
— А дочь свою любишь? Или рада была, когда её увезли?
Анисья встрепенулась и как затравленная волчица посмотрела мне в глаза. Однажды в Забайкалье я имел удовольствие встретиться взглядом с загнанным зверем.
— Я, барин, думала, что от слез ослепну, а как я могла её не отдать, кто я такая? Да и лекари сказали, что она здесь не жилец, а там Танюша с родной бабой жила и росла она не как подлая девка. Вот только за все эти годы свидеться пришлось всего дважды, — Анисья рухнула мне в ноги. — Ваш батюшка девок силой брал. Я этого не хотела. Другие почему-то не брюхатили, я такая одна оказалась. Если бы не дочка, он меня тоже как игрушку выкинул бы. А так сначала я кормилицей была, потом нянькой у вашей сестры.
Происходящее было нам с сестрой очень неприятно. Анна вообще в слезах выбежала из кабинета, где мы объяснялись.
— Всё, Анисья, хватит. Ты до сего дня нашей семье верно служила и Маша тебя любит. Твоя и твоей дочери судьба и жизнь в твоих руках, не забывай об этом. Метрика у неё есть?
— Нет, барин.
— А в какой метрической книге записана?
— В церкви на Нарвской мызе, я там рожала и потом жила, пока меня в кормилицы не забрали, — у нас под Питером было два имения, мызы по местному. Одна на берегах берегах Луги и Нарвы, другая в окрестностях Пулково. Нарвская мыза была с Петровских времен, а Пулковская всего несколько лет, она кстати тоже была у родителей пополам. Одно время именно из пулковских крестьян брали кормилиц для царской отпрысков.