Олигарх
Шрифт:
— В мирном договоре не будет положений о сферах влияния в Азии и договоренностях о пошлинах и капиталах. Все это устные договоренности и они должны будут подтверждены императором через вашу светлость. Срок их действия двадцать пять лет, смена правящего монарха в России до этого срока их обнуляет, — двадцать пять лет это 1881-ый год. Похоже, что и в этой жизни императору Александру Второму отмеряно жить только до этого срока. Теперь осталось услышать про последнее, хотя это совсем не обязательно, возможно барон даже ничего не сказал, этот вопрос подразумевается, как говорится, по умолчанию.
—
Свой день рождения я не отмечал, только утренний поцелуй жены и скромные поздравления близких за завтраком. Торжественно 12-ого февраля отмечался мой День Ангела, который совпадал с именинами, днем памяти святителя Алексия, митрополита Московского. Вечером же 21-ого января у меня было традиционное подведение итогов своей деятельности за очередной год, но сегодня это привычный распорядок был нарушен.
Из Зимнего пришло чрезвычайнейшее известие. Практически час в час моего возвращения в Питер канцлер Нессельроде из рук австрийского посланника графа Миклоша Эстергази получил официальное предложение заключить мир и Самодержец Всероссийский потребовал моего срочного прибытия.
Австрияки официально от имени союзной коалиции предложили России мир практически на уже известных мне условиях с неожиданным, но очень приятным для всех пунктом: как снег на голову для османов, из них в «благодарность» за всё сделанное ими для победы над Россией, решили сделать козлов отпущения и новой границей на Кавказе должна будет стать линия фактического продвижения нашей армии на дату получения мирного предложения Государем Императором. Это означало, что России железно отходит Карская область и Батум.
В кабинете Государя кроме лиц участвующих в предыдущих совещаниях были еще трое: министр финансов Пётр Фёдорович Брок, военный министр генерал Николай Онуфриевич Сухозанет и Великий князь Константин Николаевич, управляющий на правах министра флотом и морским ведомством.
Зайдя в императорский кабинет я физически почувствовал приподнятое настроение и радость присутствующих, сначала подумав, что причина этого более-менее приемлемые условия мира. Но когда я прочитал официальную бумагу, полученную от графа Эстергази, военный министр протянул мне депешу полученную несколько часов назад из Тифлиса от кавказского Наместника: войска князя Барятинского заняли Трапезунд и продвинувшись вперед еще на несколько верст, начали закрепляться на берегах небольшой речки или даже правильнее ручья Кавыкли-Дереси, генерал Бриммер овладел Эрзерумом, а казаки его отряда взяли под контроль дорогу от Эрзерума до Нахичевани, оставив таким образом в тылу русской линии гору Большой Арарат.
Когда я прочитал австрийскую ноту и депешу из Тифлиса, Государь предложил
— Полагаю, князь, что вы что-то должны добавить к австрийскому предложению? — император сделал пару быстрых шагов и почти в упор посмотрел мне в лицо. Ситуация, честно говоря, была не из приятных, но делать было нечего.
Я изложил Государю всё, что осталось за чертой написанного в австрийской ноте и протянул ему карту предлагаемого раздела сфер влияния. Император долго молчал, а потом спросил, как я всё это оцениваю.
— Не сахар, Ваше Величество. Мы конечно не теряем территории, даже более того — прирастаем, сохраняем Черноморский флот, избегаем нашего разоружения на Черном море. Даже линия ограничения нашей сферы влияния не так уж плоха,— я сделал паузу, собираясь с мыслями и подбирая правильные и аккуратные слова. Император отлично понимает чьих рук дело условия мира, особенно те, которые не изложены в официальной ноте.
— Да, нас выдворяют из Европы, запирают линией нашей сферы влияния в Азии. Надо отдать должное британским дипломатам, они четко нарисовали линию нашего возможного максимального продвижения в Средней Азии и в Китае. Экономические требования англичан не так страшны, как кажется на первый взгляд, если мы будем развиваться, строить дороги и новые заводы, расширяться и осваивать новые территории, то это будет во благо. Но главное, Государь, в другом. Это всего лишь перемирие, через двадцать пять лет они начнут новую войну.
Император кивнул соглашаясь со мной и прошелся по библиотеке.
— Прежде чем представить мне положение о предложенном вами, князь, Земельном банке, побеседуйте еще раз с Павлом Дмитриевичем Киселёвым и вам желательно вместе, — Государь сделал ударение на слове «вместе», многозначительно посмотрев на меня, — успеть все решить до начала полевых работ. Как только будет подписан мир, я издам манифест о правах и свободах российских подданных, в нем проведу аналогии с войной двенадцатого года и это будет выглядеть как монаршая благодарность своему народу.
Александр Второй, Император и Самодержец Всероссийский еще раз нервно прошелся по библиотеке.
— Передайте барону Ротшильду, что я согласен.
Когда Государь вернулся, все как по команде замолчали, оборвав на полуслове ведущиеся разговоры. Окинув взором всех присутствующих, император спокойно и буднично негромко сказал:
— Господа, я решил принять предлагаемые условия мира. Господин Канцлер, будьте любезны, поставить в известность об этом австрийского посла. Как только будет получено подтверждение из Лондона и Парижа, повелеваю графу Орлову убыть для подписания мира.
Ожидая телеграммы из Лондона от Ротшильда с подтверждением получения моего послания о согласии российского императора, я думал о том, что ни Ротшильды, в лице моего друга барона Лайонелю, ни я сам, от раздела сфер политического и тем более финансового влияния ничего не теряем. Взять например будущий Транссиб. Деньги будут мои и Ротшильдов, и по большому счету какая разница в какой пропорции они будут туда вложены. Или пошлины, будут большие — больше получу я, меньше — Ротшильды. Но потом-то мы совместные барыши все равно поделим согласно нашим договоренностям.