Олимп
Шрифт:
Ее подруги Евандра и Термодоя как раз готовились порешить последнего – самого безобразного и трусливого мерзавца по имени Терсит. Тот жалобно скулил и унижался, моля о пощаде.
К изумлению соратниц, Пентесилея велела его не трогать.
– Можешь сообщить Ахиллесу, Диомеду, Аяксам, Одиссею, Идоменею и прочим аргивским героям, которые, как я вижу, следят за нами вон с того холма, – зычно изрекла она, – что я, Пентесилея, царица амазонок, дочь Ареса, возлюбленная Афины и Афродиты, явилась, дабы навек оборвать жалкую жизнь Ахиллеса. Скажи, я готова сразиться с ним в открытом
Трясущиеся ноги унесли урода прочь с изумительной резвостью.
«Правая рука» царицы, некрасивая, зато беззаветно отважная Клония, подъехала ближе.
– Что ты такое молвишь, повелительница? Мы не в силах бороться со всеми героями сразу. Каждый из них воспет в легендах. Вместе эти греки непобедимы, они гораздо сильнее любых тринадцати амазонок, рождавшихся на свет.
– Спокойствие и решительность, сестра моя, – ответила Пентесилея. – Верный залог победы – нерушимая воля богов и сила наших собственных рук. Сто ит мужеубийце пасть, как остальные бросятся наутек. Вспомни, как они улепетывали от Гектора и простых троянцев, если вдруг умирал или получал серьезную рану самый заурядный из ахейских начальников. Поэтому обращаем неприятеля в бегство, а сами разворачиваем коней, скачем что есть духу сквозь распроклятую Дыру и поджигаем их черные корабли, прежде чем враг успеет объединить силы.
– Мы последуем за тобою на смерть, царица, – пробормотала Клония, – так же, как раньше шли за неувядаемой славой.
– И снова пожнете славу, любезная сестра, – возразила повелительница. – Смотри, этот хитрющий крысеныш Терсит передал послание. Данайские герои уже шагают к нам. Полюбуйся на латы Ахилла, они блестят намного ярче остальных. Сойдемся же с противником на чистом поле битвы.
Пентесилея всадила шпоры в крутые бока своего грозного коня, и амазонки как одна припустили галопом навстречу Ахиллу с его аргивянами.
19
– Что еще за луч? – не понял Хокенберри.
Они с моравеком обсуждали таинственное исчезновение огромной доли человечества, населявшего Землю троянской эпохи.
– Синий луч света, возникший в Дельфах, на Пелопоннесе, – пояснил Манмут, ведя боевого шершня к Марсу, Олимпу и Брано-Дыре. – Он появился в тот день, когда люди пропали. Мы полагали (впрочем, сейчас уже никто не уверен), что луч состоит из тахионов. Есть одна теория… Хотя это всего лишь теория… Вероятно, человечество сократили до основных составляющих цепочек Калаби-Яу, закодировали и запустили в межзвездное пространство.
– Значит, в Дельфах, – проговорил схолиаст.
Он и понятия не имел о тахионах или цепочках Калаби-Яу, зато был достаточно наслышан о Дельфах и древнем оракуле.
– Да, и я могу показать, где это, если у тебя найдется лишних десять минут перед возвращением, – ответил европеец. – Самое странное, что на Земле наших дней, той, куда мы скоро полетим, точно такой же свет пробивается из Иерусалима.
– Иерусалим, – повторил Хокенберри и крепко вцепился в невидимые подлокотники невидимого силового кресла. Летательный аппарат затрясся и резко забрал вниз, направляясь к небесной Дыре. – А куда они уходят, эти лучи? В атмосферу? В открытый космос? Куда?
– Неизвестно. Похоже, определенной цели вообще нет. Они существуют долгое время и, разумеется, вращаются заодно с планетой, но вроде бы вырываются за пределы Солнечной системы – обеих Солнечных систем, причем ни один, похоже, не устремлен к конкретной звезде, глобулярному кластеру или галактике. Более того, лучи двусторонние. То есть приборы обнаружили обратный поток тахионной энергии в Дельфах, а возможно, и в Иерусалиме, что означает…
– Постой, – перебил мужчина. – Ты видел?
Они как раз проскочили сквозь Брано-Дыру под самым сводом верхней арки.
– Ну да, – сказал Манмут. – Смутная была картинка, но похоже, люди воевали с людьми на передовой возле Олимпа. Кстати, взгляни-ка вперед.
Моравек увеличил изображение в голографических иллюминаторах. У стен Илиона греки сражались против троянцев. Скейские ворота были закрыты – и это после восьмимесячного перемирия.
– Господи Иисусе, – прошептал ученый.
– Точно.
– Манмут, мы могли бы вернуться туда, где заметили первые признаки битвы? На марсианскую сторону Брано-Дыры? Я заметил кое-что странное.
Схолиаста смутил маленький отряд всадников, нападавших, по всей видимости, на пеших героев. Ни ахейцы, ни троянцы не пользовались конной кавалерией.
– Конечно, – откликнулся европеец и головокружительно развернул шершня.
Приятели со свистом полетели обратно к Дыре.
– Манмут, меня слышно? – донесся по личному лучу, через особые встроенные ретрансляторы, голос Орфу.
– Громко и отчетливо.
– Доктор Хокенберри еще с тобой?
– Да.
– Оставайся на личной связи. Не дай ему догадаться о нашем разговоре. Заметил что-нибудь необычное?
– Да, мы оба заметили. Теперь вот летим проверить. На марсианской стороне Брано-Дыры кавалерия атакует тяжело вооруженных аргивян. На земной – греки воют с троянцами.
– А нельзя как-нибудь замаскировать этого шершня? – осведомился мужчина, когда они зависли в двухстах футах над конными (тех было около дюжины, а пеших – человек пятьдесят). – Сделать его не таким приметным? Чтобы поменьше бросался в глаза?
– Конечно. – Манмут активировал полную невидимость.
– Да нет же, я не о том, чем занимаются люди, – послал Орфу. – С Браной ничего такого не происходит?
Маленький европеец посмотрел не только в широком спектре, но изучил Дыру с помощью всех инструментов и сенсоров летательного аппарата.
– Вроде бы все нормально.
– Давай приземлимся за спинами Ахиллеса и прочих ахейцев, – попросил схолиаст. – Как-нибудь потише. Это нетрудно?