Олимп
Шрифт:
– Да так, гуляла, – шепчет она в ответ.
– Она гуляла, – отзывается прекрасная дочь Приама хмельным голосом, который часто сопровождал ее трансы. Блондинка подмигивает. – Гуляла… с ножом в руке, дорогая? Ты хоть лезвие-то обтерла?
Андромаха шикает на Кассандру и еле заметно кивает Гипсипиле. Рабыня склоняется над провидицей и крепко сжимает ее руку, впившись пальцами в бледную плоть. Девушка морщится от боли, но тут же безмятежно улыбается.
«Все-таки нам придется ее прикончить», – мелькает в голове Елены. Кажется, миновали месяцы с тех пор, как она в последний раз видела двух уцелевших подруг по тайному
Возвращаясь мыслями к внутренней политике Илиона, виновница троянской осады удивляется, как это Андромаха терпит Кассандру в живых? Стоит царю и прочим разведать их тайну – узнать, что первенец Гектора Астианакс еще жив и что его мнимая смерть была подстроена, дабы развязать войну с Олимпом, обманщицу-мать растерзают на мелкие кусочки. Сам же Гектор и растерзает.
«Кстати, где он?» Дочь Зевса вдруг понимает, кого все так терпеливо дожидаются.
Она уже хочет шепнуть свой вопрос Андромахе, но тут в окружении дюжины капитанов и ближайших друзей появляется благородный Приамид. И хотя престарелый правитель города восседает на троне (а рядом пустеет престол Гекубы), все понимают: вошел настоящий царь. Копейщики с красными хвостами на шлемах вытягиваются по струнке, приосаниваются утомленные полководцы в запыленных и залитых кровью доспехах, и даже знатные дамы поднимают подбородки.
«Пришел».
Десять лет Елена восторгалась его харизмой, тянулась к прославленному герою, точно цветок навстречу яркому солнцу, и все-таки снова, в десятитысячный раз, не может удержать громкого биения сердца, едва он заходит в залу – божественный Гектор, сын Приама, истинный полководец, надежда и опора Илиона.
Мужчина явно только что из постели, а не с поля сражения: лицо умытое, боевые доспехи начищены, даже волосы свежевымыты и завиты, но его изможденный вид говорит о неизжитой душевной боли.
Поприветствовав венценосного отца, Гектор запросто усаживается на трон покойной матери. Верные полководцы встают за спинкой престола.
– Доложите обстановку, – изрекает Приамид.
Деифоб, его брат, чье лицо забрызгано кровью после ночного боя, старательно делает вид, будто бы обращается к седому царю, хотя в действительности говорит он только для Гектора:
– Стена и Скейские ворота в безопасности. Внезапное нападение Агамемнона застало нас врасплох, поскольку наши отборные силы еще оставались в Дыре, воюя с богами, но к рассвету мы все-таки оттеснили ахейцев обратно к их черным судам.
– А что же, небесная Дыра захлопнулась? – уточняет Гектор.
– Исчезла, – подтверждает брат.
– И все наши люди успели оттуда выбраться до закрытия?
Деифоб косится на одного из воевод и получает еле приметный знак.
– Мы полагаем, что да. Правда, в сумятице, когда тысячи бойцов отступали через Дыру, моравеки проносились над головами на летучих машинах, а вероломный Агамемнон решил коварно напасть, многие лучшие ратники пали у городской стены, оказавшись зажатыми между аргивским воинством и нашими же лучниками. Но мы уверены, что за пределами чудесного портала не осталось ни единой души. За исключением
– Пелид не вернулся? – вскидывается муж Андромахи.
Полководец кивает.
– Расправившись с отрядом доблестных амазонок, быстроногий не пожелал двинуться с места. Прочие ахейские князья и повелители бежали к своим ставкам.
– Пентесилея мертва? – произносит Гектор.
Так, значит, примечает Елена, величайший из сыновей Приама ни с кем не общался более двадцати часов, пытаясь примириться с горькой и невероятной мыслью о том, что битва с Олимпом завершилась.
– Пентесилея, Клония, Бремуза, Евандра, Термодоя, Алкибия, Дериона… Все тринадцать амазонок сложили головы, господин.
– А что же боги? – вопрошает Гектор.
– Яростно бьются между собой, – отвечает Деифоб. – Совсем как прежде… Когда мы еще не сражались с ними.
– И сколько их тут? – осведомляется Приамид.
– Афина и Гера – главные союзники и покровители ахейцев. Кроме того, этой ночью на бранном поле видели Посейдона, Аида и еще дюжину разгневанных бессмертных: они понукали ахейские орды, осыпая город яркими стрелами молний.
Старый Приам прочищает горло.
– Тогда почему наши стены еще стоят, сын мой?
Деифоб ухмыляется.
– Все как прежде, отец: на каждого злопыхателя у нас есть небесный защитник. Аполлон очень помог со своим серебряным луком. Арес повел нас в ответное наступление. Деметра и Афродита… – Он запинается.
– Афродита? – Голос Гектора звучит как удар ледяного клинка о мрамор. Ведь речь зашла о богине, убившей, по рассказу Андромахи, единственное дитя царского сына. Той, что скрепила невинной кровью союз двух самых могущественных героев в истории, положив начало войне между людьми и бессмертными.
– Да. Улыбколюбивая вместе с другими бьется на нашей стороне, она столь же благоволит к Илиону, как и раньше. И клянется, что не убивала любезного всем горожанам юного Астианакса, иначе именуемого Скамандрием.
Губы Гектора белеют, словно мел.
– Дальше, – изрекает он.
Деифоб набирает в грудь воздуха. Елена осматривается по сторонам. Вокруг десятки побледневших, напряженных лиц и взволнованных взоров.
– Агамемнон, его войска и бессмертные покровители перегруппируются у многовесельных судов, – осмелев, продолжает полководец. – Ночью они достаточно близко подошли к Илиону, чтобы поставить осадные лестницы и отправить немало храбрых сынов Трои в обитель Аида. Однако они поспешили, не успели как следует подготовиться, ведь львиная доля ахейцев тоже не успела покинуть небесную Дыру. Под предводительством Ареса и с помощью сребролукого Аполлона мы отбросили неприятеля за Лесной Утес, а потом загнали врага за его же рвы и покинутые укрепления моравеков.
Долгое время над залом висит мертвая тишина. Приамид восседает, потупив очи; кажется, он погружен в нелегкие раздумья. В начищенном шлеме, сияющем на изгибе престольного подлокотника, отражаются лица, полные ожидания.
Поднявшись, Гектор медленно подходит к докладчику, стискивает на миг его плечо и обращается к царю:
– О благородный Приам и любезный отец, дражайший среди моих братьев Деифоб защитил милую сердцу отчизну, покуда я прохлаждался в чертогах, точно старая баба, унывая сердцем о том, чего не вернуть. И вот я молю о прощении, прошу оказать мне честь и позволить вернуться в ряды заступников города.