Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго
Шрифт:
Он надеялся, что его призыву внемлют и что, если он, Виктор Гюго, встанет между армиями, война закончится. "Она кончится для него", - сказал какой-то злой шутник. Когда Старец увидел, что вокруг Парижа сжимается железное кольцо, он ожесточился: "Пруссаки, по-видимому, решили, что Франция станет Германией, а Германия - Пруссией; что я, говорящий с вами, лотарингец по рождению, - немец; что яркий полдень - не полдень, а ночь; что Эврот, Нил, Тибр и Сена - притоки Шпрее; что город, который вот уже четыре века освещает земной шар, не имеет больше права на существование; что достаточно одного Берлина... что необходимость солнца еще не доказана; что, помимо всего прочего, мы подаем дурной пример; что мы - Гоморра, а они, пруссаки, - небесный огонь; что настало время
И вот осажденный город преобразился. Шляпники торговали остроконечными прусскими касками, которые приносили в город солдаты. Гюго показал одну из них своим удивленным внукам. В мясных лавках была выставлена конина и туши ослов. Леса горели вокруг города, и, как во времена "Восточных мотивов", Гюго ходил на окраину города посмотреть на закат солнца, так теперь он смотрел на пламя пожара, полыхавшее на горизонте, либо на привязанные воздушные шары в небе. В этих странствиях его сопровождала Жюльетта. Они совершали путешествие вокруг Парижа по окружной железной дороге. Оба удивлялись новым высоким домам, построенным бароном Османом. Жюльетта увидела груду цветов у подножия статуи Страсбурга, изваянной Прадье, той самой статуи, для которой она служила моделью. Во многих театрах устраивались концерты, где читали стихи из "Возмездия"; сбор шел для отливки пушек парижскому гарнизону. Успех был столь исключителен, что Комитет смог приобрести три пушки, получившие названия: "Шатодэн", "Возмездие", "Виктор Гюго". Актеры репетировали на авеню Фрошо свои выступления. Виктор Гюго повстречался с Фредериком Леметром, Лиа Феликс, Мари Лоран. Он был счастлив вновь окунуться в атмосферу театра, столь оживленную и пьянящую, что тот, кто однажды ею дышал, никогда ее не забудет.
На улицах можно было видеть маршировавших пехотинцев, ополченцев, франтиреров, часто с корзинкой овощей, собранных под огнем противника. Магазины пустовали. Рабочие в блузах и круглых шляпах кричали: "Да здравствует Коммуна!" Но вот на улицах пробили сбор. Тридцать первого октября Коммуна (Бланки, Флуранс) пыталась свергнуть временное правительство.
Записная книжка Виктора Гюго:
"Сегодня в полночь явились национальные гвардейцы, чтобы отвести меня в ратушу "председательствовать", как выразились они, в новом правительстве. Я ответил, что осуждаю эту попытку, и отказался идти. В три часа ночи Флуранс и Бланки покинули ратушу и ее занял Трошю..."
Газеты с похвалой отозвались о поведении Гюго.
У него, как и у всех парижан, нечего было есть. "Теперь приготовляют паштет из крыс, говорят, что это вкусно", - шутил Гюго. Ботанический сад присылал ему медвежатину, оленину или мясо антилопы. На Новый год он подарил своим внучатам Жоржу и Жанне целую корзинку игрушек. Луи Кох преподнес своей тетке Жюльетте Друэ два кочна капусты и две живых куропатки. Королевский дар!
Старец легко переносил лишения и все перелагал в стихи. Очаровательной Жюдит Готье, которая не смогла принять приглашение к обеду, он написал шутливое стихотворение:
О, если бы вы снизошли до нас!
Вы были бы царицей за столом,
Вам был бы подан жареный Пегас
Я угостил бы вас его крылом.
Он написал четверостишиями даже свое завещание:
Не пепел завещаю я стране
А мой бифштекс, о, лакомый кусок!
Попробуйте, и брызнет, словно сок,
Та нежность, что всегда была во мне!
Бомбардировка калечила Париж, сильно пострадал квартал, где Гюго провел свою юность, - монастырь фельянтинок. Снарядом была пробита часовня Пресвятой девы в соборе Сен-Сюльпис, где некогда венчался Гюго. Сторонники Коммуны все настойчивее уговаривали поэта помочь им свергнуть правительство. Теперь он презирал Трошю, много говорившего о "вылазках", но не совершившего
...Ничтожный, бравый, набожный солдат...
Стреляет пушка, но велик откат...
Однако он считал, что для страны более опасно восстать против власти на виду у врага, чем поддерживать беспомощное правительство "карлика, претендовавшего сотворить ребенка этой великанше Франции". Вначале Париж воспринял осаду с веселым мужеством, затем героическая комедия обернулась трагедией. Наступил голод. С воем проносились снаряды. Розовым светом озарял ночное небо пылавший вдали Сен-Клу. Потерпели поражение вылазки солдат в Шампани и Монтрету, из-за "неспособности командиров", как утверждали парижане. Журналист Анри Боэр окрестил Трошю "конным дипломатом". Двадцать девятого января было заключено перемирие. Шел снег, как это описано в "Искуплении". Жестокий Бисмарк произнес: "Зверь мертв". В Париже появились и куры и мясо, но появились также и отряды пруссаков в остроконечных касках.
Для того чтобы подписать мир, необходимо было избрать Национальное собрание, которое должно было заседать в Бордо. Естественно, что Гюго стал кандидатом от департамента Сены и, не сомневаясь, что он будет избран, направился в Бордо. Его совсем не радовала мысль стать членом Национального собрания, которое утвердит поражение, но он не мог от этого уклониться.
Записная книжка Гюго:
"Я приехал в Париж в надежде там умереть. Я направлюсь в Бордо с мыслью возвратиться оттуда в изгнание".
Он уехал в Бордо 13 февраля 1871 года. Только что избранное Национальное собрание не разделяло республиканских и патриотических чувств Виктора Гюго. Застигнутая врасплох страна не желала больше терпеть бонапартистов, виновных в поражении; но она еще не желала и голосовать за республиканцев; страна голосовала за монархистов и за мир. Мелкопоместные дворяне, закоренелые легитимисты, не вылезавшие из своих усадеб со времени революции 1830 года, встретились в Бордо на аллеях Турни. Они возмущали поэта.
Виктор Гюго - Полю Мерису, 18 февраля 1871 года:
"Скажу по секрету - положение ужасное. Национальное собрание - это Бесподобная палата. Пропорция представительства такая: нас пятьдесят, а их - семьсот... По всей вероятности, мы не найдем другого средства против угрожающих нам подлых выпадов большинства, кроме мотивированной отставки всей левой группы. Это нанесет рану Собранию, и, может быть, смертельную...
В городе, наводненном депутатами, трудно было устроиться с квартирой, в особенности для Гюго, который всегда переезжал со всеми своими чадами и домочадцами. Шарль снял для семьи небольшую квартиру по улице Сен-Мор, в доме N_13; Алиса заметила, что число "тринадцать" ее преследует: 13 февраля выехали, тринадцать пассажиров находилось в салон-вагоне. Виктор Гюго, очень суеверный, увидел в этом дурную примету. Но как только он появился, город возликовал. Национальные гвардейцы размахивали своими кепи; толпа так шумно его приветствовала, что старик, до слез растроганный, укрылся в ближайшем кафе. Шестнадцатого февраля были объявлены результаты голосования по Парижскому округу. Луи Блан получил двести шестнадцать тысяч голосов; Виктор Гюго - двести четырнадцать тысяч; Гарибальди - двести тысяч. Тотчас же правое большинство Собрания избрало главой исполнительной власти маленького Тьера.
Гамбетта, Луи Блан, Бриссон, Локруа, Клемансо окружили Гюго и провели его в председатели левого крыла Собрания. Дни его были целиком заполнены: Национальное собрание, заседания левой, писательский труд. В свободное время он прогуливался с малышами - Жоржем и Жанной. "Меня можно именовать - Виктор Гюго, представитель народа и нянька детей". 26 февраля ему исполнилось шестьдесят девять лет; 28-го Тьер внес на утверждение Собрания "гнусный мирный договор". Эльзас и Лотарингию отторгли от Франции. В комиссии Гюго заявил, что не будет голосовать за эти предложения.