Олимпийская Надежда
Шрифт:
Надежда отчего-то все чаще думала о неизвестном хозяине. Какой-то старик, даже голоса она его не помнит. Он бы порадовался за Барыню, если бы знал: у них Барыне было хорошо. Даже слишком хорошо. И уже не похоже было, что она тоскует по прежнему хозяину. Шерсть у Барыни лоснилась и блестела, спина округлилась, даже походка изменилась - неспешная, вперевалочку, с ленцой. "Само собой, - заметила как-то на эту тему Никитишна-мамаша, - достаток всех меняет к лучшему". А вот Надежда теперь не была уверена: к лучшему ли? Что-то в ней зрело, какое-то решение... Пожалуй, и не решение даже, а пока всего
Барыня стояла перед Надеждой с тапкой в зубах, и неважно, что тапок был Петухов. "Главное - желание услужить, не так ли?" - говорили смышленые Барынины глаза.
– А ведь ты предательница - понятно?
– сказала Надежда, глядя в глаза собачонке, но та пуще прежнего заработала хвостом.
– Видеть тебя не желаю.
Вот так Надежда оказалась возле этого дома. Как раз таким она его и представляла: старой постройки, с выщербленными ступенями, без лифта, пропитанный запахом пережаренного лука и ненавистной Надежде вареной капусты. Надежда поднялась на второй этаж и нажала кнопку звонка восьмой квартиры.
Она была совершенно спокойна. Фразу, с которой она начнет разговор, Надежда приготовила заранее. Сначала, конечно, поздороваться. А уже затем без лишних слов: "Я по объявлению насчет собаки. К нам приблудилась плохо стриженная болонка с очень смышлеными глазами, а потом я увидела ваше объявление. Возможно, это та самая собака". Именно "возможно" - так будет гораздо натуральнее. Может, та, может, и не та, а ее дело сторона. А если старикашка спросит, не ты ли, мол, девочка, хулигански мне звонила, сделать круглые глаза и вид совершенно ни при чем.
Однако она жмет на звонок уже третий раз, держит палец долго, не отпуская, а за дверью ни шороха, ни скрипа. И Надежда позвонила в соседнюю квартиру.
– Нет у нас макулатуры, - неприветливо буркнула выглянувшая женщина и хотела закрыть дверь.
– Я не за макулатурой! Меня интересует ваш сосед из восьмой квартиры. Вы не знаете, он не уехал куда-нибудь?
– Не знаю.
Женщина не намерена была продолжать разговор, но и Надежда не намерена была сдаваться.
– Дело в том, - сказала она, - изобразив самую очаровательную свою улыбку, - что я нашла песика вашего соседа. Товарищ пенсионер будет очень рад. Вы ведь знаете эту историю?
– Не знаю я никакой истории.
То ли Надеждина улыбка не понравилась женщине, то ли у нее вообще было плохое настроение, то ли еще что, но вид у нее сделался еще более раздраженным. Надежда заторопилась:
– Ваш сосед потерял песика, то есть собачку...
– И слава богу, - перебила ее женщина.
– Тявчит тут день и ночь.
– А я нашла...
– И дальше Надежда затараторила без продыха, чтобы успеть все сказать этой тетке, которая каждую минуту могла захлопнуть дверь: - Теперь вот я звоню, а товарища пенсионера нет, и я понятия не имею, где он, может, уехал, а может, просто в гости пошел, и что делать с собачкой, я не знаю, потому что через
Надежда с разбегу остановилась. Ей просто не хватило воздуха, но дело было даже не в этом. "Попросить? Кого попросить?
– подумала она, глядя в пустые глаза тетки.
– Эту? Нашла кого просить!"
– Ладно, замяли, - сказала она и хотела идти.
– Слышь, ты, - сказала женщина, тряся отвисшими щеками, - собачку эту паршивую лучше сразу живодеру отдай! Явилась не запылилась! Я из-за этой шавки здоровье себе угробила, я человек с нервами, с давлением! Я буду в газету писать! Я буду в суд жа...
Тетка на полуслове хряснула дверью, но даже и оттуда доносился ее крик.
Еще в самом начале разговора слегка приоткрылась на цепочке дверь пятой квартиры, и так было все время, но Надежда как-то забыла об этом. И вот теперь дверь осторожно открылась, и выглянула девчонка с перевязанным горлом, востролицая, со шныряющими глазами и розовым, словно принюхивающимся носиком - короче, из тех, кого терпеть не могла Надежда. Типичная ябеда. Девчонка поманила Надежду пальцем и шепнула:
– Его "скорая" увезла. Его часто "скорая" забирает, у него сердце.
– А когда?
– тоже шепотом спросила Надежда.
– Сейчас...
– Девчонка принялась подсчитывать на пальцах.
– Значит, я три дня с ангиной... а перед этим сочинение было... а еще перед этим контрольная, и я не пошла... Пять дней назад. Точно! Я дома осталась и видела.
– Ясно.
– Больше Надежде здесь нечего было делать.
– А что ты хотела ее попросить? Ну, ты сказала: "И вот я хотела вас попросить..." Ой, это такая грымза!
– Да так... Я уезжаю на все каникулы и подумала: может, оставить собаку у соседей?.. Он вернется домой - а она его уже ждет.
– Я бы взяла Барыню, - вздохнула девчонка, - только мамка не захочет.
– А вдруг захочет?
– Не захочет. Я знаю. У нас ковры на полу дорогие и вообще...
– Ладно, - сказала Надежда и пошла вниз.
– Пока.
– А тебя как зовут?
– крикнула девчонка.
– На... Надя.
– А меня Тося! Надя, ты мне свой телефон оставь, если есть! Я буду следить, когда Серафим Петрович вернется!
– Есть телефон, - возвращаясь, сказала Надежда.
Тося позвонила через три дня, именно в тот самый день, когда Надежда уезжала на соревнования, и в ту самую минуту, когда Наша, положив наверх теплую Надеждину кофту, закрыла замок клетчатой дорожной сумки. До поезда оставалось два с половиной часа.
– В общем, он только что вернулся!
– Писклявый-преписклявый Тосин голос показался Надежде самым милым изо всех девчачьих голосов.
– Я ему ничего про Барыню не говорила, чтобы получился сюрприз, да? Я правильно сделала?
– Молодец, - сказала Надежда, надела куртку и взяла Барыню на поводок.
– Прогуляешь?
– спросил Петух.
– Только по-быстрому.
Надежда не стала говорить ни "да", ни "нет". Наверное, они поймут ее, когда обо всем узнают. Они всегда ее понимали. А Наша будет плакать: жалко.