Олимпийский чемпион
Шрифт:
Старосадский ударил себя по колену.
– Точно! – воскликнул, восхищенно глядя на Гордеева. – Безработные, низкооплачиваемые учителя, врачи, медсестры, прочие бюджетники. Народ сложный, непредсказуемый, пугливый, забитый и затравленный. С такими очень трудно работать.
– А если Васильев выйдет из тюрьмы и все-таки будет участвовать в выборах, у него будет имидж победителя, – предположил Гордеев.
– Именно! И тогда штаб в своей предвыборной агитации должен делать ставку на кого? На бизнес-элиту, на предпринимателей, на фермеров,
– И Васильеву больше подходит имидж победителя, – вставил Гордеев.
– Он ведь олимпийский чемпион! – воскликнул Старосадский. – Лев в клетке, конечно, тоже вызывает сочувствие, но…
Он развел руками.
– Лев, который допустил, чтобы его посадили в клетку, вызывает меньше уважения, чем тот, который разгуливает на свободе? – закончил Гордеев.
– Именно! У определенных слоев электората, конечно… Вот в том, чтобы добиться такого баланса, который бы позволил рассчитывать на успех у максимально большого количества избирателей, и состоит наш труд, – закончил Старосадский.
– Я понимаю. Но пока помочь ничем не могу. Сначала я должен встретиться со следователем, который ведет дело Васильева, изучить материалы дела, потом встретиться с самим обвиняемым… Взвесить шансы, разработать тактику защиты.
– Да, – сокрушенно покивал Старосадский, – я вас прекрасно понимаю.
– А сейчас мне пора в прокуратуру.
– Я вас подброшу. Мне по пути.
Через пятнадцать минут Старосадский высадил Гордеева у здания облпрокуратуры.
– Не хотите посетить предвыборный митинг?
– Нет, спасибо, – ответил Гордеев, который питал глубокую неприязнь к разного рода митингам, собраниям и общественным мероприятиям.
– Напрасно, ознакомились бы с точкой зрения его сторонников. Может быть, сами бы выступили… Если вдруг передумаете, сбор у Оперного театра в шесть, – повторил Старосадский, вручая напоследок Гордееву листовку с приглашением на митинг. – Приходите.
Гордеев кивнул, хотя посещение митинга никоим образом не входило в его творческие планы.
Они расстались, договорившись обмениваться информацией и держать друг друга в курсе событий.
Первое отрицательное впечатление о Старосадском незаметно стерлось.
«Он ведь только кажется молодым, – подумал Гордеев, – на самом деле ему лет сорок, не меньше. Такой уж типаж… Вечный пионер».
Старинное трехэтажное с белыми колоннами здание облпрокуратуры с фасада прикрывал стройный ряд сибирских елей.
В центре площади, тылом к облпрокуратуре, лицом к народу, возвышался черный чугунный Ленин с протянутой к небу рукой. Казалось, он ждет, когда сверху ему выдадут какую-то бумагу. Наверное, мандат на управление государством… У подножия памятника Гордеев увидел венок из живых цветов и уже не удивился.
Коридоры
За одним из трех столов, заваленных папками, бумагами и прочими канцелярскими принадлежностями, боком к Гордееву сидел человек. Он не повернул головы.
– Добрый день. Могу я видеть Николая Николаевича Габышева? – осведомился адвокат.
Человек ничем себя не выдал, но Гордеев скорее почувствовал, чем сообразил: это и есть «важняк», ведущий дело Васильева.
Он вошел и представился.
– Садитесь. Подождите, – ответил Габышев, мельком взглянув на Юру.
Гордеев воспользовался приглашением и сел.
На столе перед Габышевым стояла черная печатная машинка. «Важняк» стучал по клавишам двумя пальцами, сохраняя важность на лице. Над креслом висел в рамке под стеклом портрет Валеева. На календаре, висящем на другой стене, была фотография губернатора с девочкой на руках, держащей голубя. Рядом с печатной машинкой Гордеев разглядел ручку, на которой значился очередной слоган: «Будущее за нами! В. Валеев».
Под потолком тускло светила лампа, закрытая металлическим конусом абажура. Казалось, этот конус на лампочку нацепили еще первые революционеры – сразу после того, как умыкнули люстру. Зато модерновая настольная лампа, обращенная рефлектором от «важняка» к посетителю, ослепляла.
– Не сидится вам в Москве, – щелкая клавишами печатной машинки, сказал вдруг Габышев.
– Дела, – ответил Гордеев для поддержания беседы. – Приходится разъезжать по стране.
– Бывали у нас раньше?
– Доводилось.
– Давно?
– Да, довольно давно…
– Как столица поживает?
– Стоит, – попытался пошутить Гордеев, но не почувствовал вдохновения.
– Где остановились?
– В гостинице.
– Тяжело привыкать к нашему климату после Москвы?
– К вашему климату действительно привыкнуть нелегко, – усмехнулся Гордеев. – Но сейчас в столице примерно такая же погода.
– Надолго к нам?
– Зависит от того, как быстро закончу дела. Думаю, на несколько дней.
Габышев оторвал взгляд от машинки, посмотрел на адвоката. Ему показалось, что в словах Гордеева он поймал скрытый подтекст.
– Как знать, – тяжеловесно произнес он. – Вдруг понравится, и задержитесь у нас подольше, а то и навсегда?
Он угрюмо улыбнулся и выдернул лист из печатной машинки.
Гордееву стало немного не по себе. Обращенный к нему рефлектор настольной лампы продолжал слепить глаза. Не дожидаясь, когда «важняк» догадается отвести свет, Гордеев протянул руку к столу и развернул лампу колпаком вниз. Силуэт Габышева наконец приобрел резкость.