Ома Дзидай

Гофман Ян

Благодаря титанической силе воли я сохранил невозмутимость. Ни единый мускул не дрогнул! Просто молча покачал головой. Начальника не обрадовал мой отказ.

– Как это? Неужели Вам не хочется получить столько же?

– Спасибо, перебьюсь.

– Торутия⁹ щедро вознаграждает работников, соответствующих экономическим интересам государства! Продление контракта увеличит Вашу выручку в полтора раза, – не отставал смотритель. Он попытался подавить авторитетом. – Я работаю на Ошиме без

продыху. Гребу деньги лопатой. На них я спонсирую три поколения своей семьи. И заметьте, никто ни в чем себе не отказывает!

Его опыт измерялся в десятках лет управления. Язык был подвешен. Большинство уступало, больше не препираясь. Директор умело спекулировал на алчности, поражающей натуру каждого человека. Но если смотреть в корень, старикан так и остался невольником искусственного острова Ошима.

– Деньги – дело наживное. А за эти пять лет я даже не отдохнул. Провести бы на пляжах Андонезии¹⁰ месяц-другой. Может, больше… – сочинял я на ходу для пущего резона. Смотритель же не был намерен упускать свой грош так просто.

– Оформите отпуск. Максимум, на сезон. По меркам компании, должно хватить для продуктивности в дальнейшем. Все предусмотрено, господин Богарт. Не размышляйте долго, – с короткими передышками выпалил начальник. И не переставал лебезить, как торгаш на сарацинском базаре.

– Пожалуй. Я. Откажусь, – прочеканил я, только бы вдолбить в него отказ. Удалось.

– Если угодно, господин Богарт, – всплеснув руками, сдался тот. – За мной – всего-навсего предложить.

Закрыв поганый рот, старикашка выдал мне заявление на увольнение.

Время от времени меня подводила психика. Сил нести вахту не оставалось. В особенности накануне прибытия очередного корабля. Отчаяние подталкивало просто взять и уплыть домой.

Так и случилось бы. Но я не забывал, что этот выпад равносилен поражению. Поэтому не сдавался. И продолжал негласную борьбу, превозмогая в первую очередь себя.

Директор заполнял денежную ассигнацию на мое имя. Заметив это, я вздохнул с облегчением.

Вот так бы с самого начала, старый ты пердун!

С заявлением было покончено быстро. Я увенчал его подписью. От постоянного пользования мэйнанскими азбуками буквы родного языка приобрели вид поистине сюрреалистический. Прежняя манера письма со временем сама себя изживет.

– Итак, господин Богарт, вот Ваши деньги, – недовольно объявил смотритель и протянул билет в рай. – Возьмите, пожалуйста.

Я принял ценную бумагу и стал детально ее изучать. Теперь у меня было полное право послать всю Ошиму на три веселые буквы. Ведь этот миллион гульденов – мой, к чему я шел большую часть жизни.

Проблема в том, что многое изменилось. В последнее время я молил об одном: ретироваться. Остров оказался настоящей тюрьмой. Он убил во мне дух авантюризма и юношеский максимализм, служивших основной движущей силой.

Скоро мечты воплотятся в жизнь. Быть собственному дому в деревенской глуши. Прислуге, за монету готовую на все, даже тереть губкой пятки. Создам прибыльное хозяйство. Дети будут играть в чистом поле. Обустрою грушевый сад, где найдется место и сочинительству стихов, и разговорам с женой часами напролет. Сказка.

Два года в пути, претерпевая нешуточную морскую болезнь. Пять лет в интеллектуальной каторге и влечении паршивого существования на обочине чужой, чуждой торутийцу страны. Не зря.

Пришло время вернуться назад. Давно пора.

– Надеюсь, Вы счастливы?

– Очень, – отозвался я и постарался убедительно улыбнуться. – Нужно готовиться к отплытию.

К Ошиме недавно причалил очередной корабль – «Навта»¹¹. Он должен был доставить меня в Лотардам.

После отмотки срока на острове полтора-два года в открытом море больше не казались чем-то пугающим. Круиз к родным берегам всяко лучше еще одной вахтовой пятилетки в бухте Шибасаки¹², которую с притянутой за уши гордостью торутийцы зовут «Вратами в Мэйнан». Смешно, ведь дальше них проход для идзинов закрыт.

– Ну, тогда мы закончили, – объявил смотритель хрипло и безразлично. – Доброго пути…

– Спасибо.

Друг другу нам нечего было больше сказать.

Я аккуратно сложил денежную ассигнацию, спрятал во внутренний карман льняного сюртука. Поближе к сердцу, где покоился медальон. Встал со стула и направился к выходу.

– Драный бюрократишка, –пробубнил я под нос.

– Вы что-то сказали?

– Просто рассуждаю вслух, – бросил я на прощание и покинул кабинет.

Дверь за мной захлопнулась.

***

Капитан дал команду:

– Отдать швартовы! Поднять паруса!

– Лиселя! Брамселя! Бом-брамселя! – кричал мичман, когда корабль стал отдаляться от пристани. – Рулевой, ходу!

– Есть!

Начался наш круиз. Не такой затяжной, как задумывалось.

Пассажирам ничто не препятствовало разбрестись кто куда. Одни затерялись в каютах, узнав порядковые номера. Другие с праздным интересом наблюдали за слаженной работой экипажа. Некоторые, недолго думая, разделили фляжку и выпили. Кто-то задумчиво обхаживал палубу, привыкая.

Я устроился поодаль. По телу прокатилась истома: смена обстановки влияла благоприятно. Не помню, когда такое испытывал в последний раз.

Солнце лениво ползло к зениту. Раньше его тепло изрядно докучало, не вписываясь в портовую суматоху. Теперь купаться в его лучах я был только рад.

В лазурной вышине после облаков остались редкие перья. Чистое пространство над головой будто шептало: предстоящие пару лет пройдут легко.

Ага, какой там. Очередное обманчивое впечатление.

Морской воздух отличался солоноватостью, открывшись для меня сызнова. Он даже казался сладким – настолько пьянила рассудок свобода.