Ома Дзидай
Шрифт:
Да, я был пьян без вина.
Набирая скорость, корабль рассекал под собою гладь. Синева искрилась, как золото. Сама вода казалась такой чистой, как никогда ранее.
Забывшись, я подошел к краю палубы. Глаза зацепили Врата в Мэйнан. Меня передернуло от отвращения. Еще немного, и я бы вылетел за борт.
– Милостивые Праотцы!
Претензий к панораме у меня не имелось. Она полностью хороша, честное слово. Бухта, образовывавшая на географической карте подобие подковы. Залитые по весне свежей зеленью карликовые горы. Старый, по-своему красивый и диковинный
Мозолил глаза именно искусственный островок, связанный с большой землей узеньким деревянным мостом. Ошима. Самой натурой она выражала всю ксенофобию мэйнанцев и глумление над идзинами13. Даже при нужде в сотрудничестве. Унизительно мелкий и нелепый клочок земли, который сёгунат14 когда-то бросил торутийцам, аккурат мелкую рыбешку кошке.
– Гори ты синим пламенем в Раметисе15! – не выдержав, проклял я Ошиму.
Метрополия поступила с нами не лучше. Предполагаемый порт больше напоминал исправительную колонию на краю света площадью в сто двадцать метров на семьдесят пять.
Людей вынуждали жить в хлипких мерзлых бараках. Похожая ситуация в отношении контор, товарных складов и прочих служебных зданий. Мэйнанский гарнизон находился в аналогичных условиях, но от этого не легче.
Вдоль периметра стояли белые каменные стены, построенные с учетом архитектурных изысков Запада16. На них регулярно дежурили хмурые часовые. Воинственно размахивая допотопными аркебузами17, они выглядывали потенциальные нарушения строгих правил сакоку18.
Эти стрелки-асигару19 вели себя вальяжно. Прям полноправные хозяева Ошимы, кормящиеся исполнением непыльной работенки. Если зреть в корень, они и впрямь были здесь главными. А мы – просто грязь под их ногами.
Компания не обременяла себя элементарным продовольственным обеспечением. Торговые корабли возили товары, снабжая порт исключительно табаком и спиртным. О консервах не шло и речи.
Ошимцы заботятся о себе сами. Выращивают фрукты в наспех посаженном саду, а овощи – на скудном огороде. Нехватка земли не помешала появлению небольших свинарников и коровников. Сразу не угадаешь, где живут люди, а где – скотина. Только опираясь на плотность животной вони.
Остров располагал плотницкой, прачечной, кухней, лазаретом и доской объявлений. Все как надо, дорого-богато. Если забыть об устоявшемся принципе практически полной автономии.
Приключись цунами, всю Ошиму стерло бы с лица земли вместе с персоналом. С одной стороны, бессмысленная гибель невинных узников острова. С другой, ошибка истории прекратила бы свое постыдное существование…
Я был рад, что порт растворялся вдали, сливаясь с горизонтом. Думалось, вскоре все забудется, как ночной кошмар.
Налюбовавшись бухтой и простившись навсегда с Мэйнаном, я тоже отправился в каюту. Четвертая по счету. Ничего не делая, пролежал там до приема пищи. Жизнь на корабле шла своим чередом, но я в ней не удосужился поучаствовать. Нос высовывался за квадратуру комнаты только по причине справления естественных человеческих нужд.
Я многое обмозговал за эти часы, успешно избегая Ошиму и страну заходящего солнца в целом. Но мне и в голову не приходило, что «Навта» недалеко уплывет от Мэйнана…
Глава вторая. Немощь
Поздним вечером того же дня
Однажды я поразмыслил над тем, как умру.
Передо мной явился чахлый старик, за плечами которого десятки славно проведенных лет. Последние минуты таяли как воск догорающей свечи. Я был готов испустить дух. Ждал, лежа в постели и улыбаясь через кашель, добиваемый тленностью физической оболочки.
Семья давилась слезами, провожая в последний путь отца и мужа. Печально. Но это самая легкая развязка отличной истории.
– Крепись, отец! – пожелает скупо Дамиан.
Он уже взрослый. И не бросает слов на ветер, познав их ценность. За пожеланием сына скрывается в разы больше смысла, чем кажется.
Женщины часто переживают супругов. Также с Саскией. Нет ничего прекрасного в дряхлом теле, но эти глаза… Как всегда, красивые. Сейчас они полны до горечи соленых слез. Губы сминает трагичная гримаса. Она шепчет без конца:
– Любовь моя!..
– Все будет хорошо, – отвечаю я в надежде успокоить.
Сущая банальность. Но такой финал меня устраивал. Это главное.
Я всю жизнь стремился протянуть ноги вот так. Но сегодняшняя ночь избавила меня от иллюзий. Она дала ясно понять, что каждый может умереть резко, кроваво и мучительно. Даже я…
Иллюминатор залило сумерками. Окутанные лунным светом берега Мэйнанского архипелага все также мелькали вдали по левому борту.
До утра ни пассажирам, ни большей части личного состава делать было нечего. Люди разошлись по спальным местам. В четвертую каюту завалилось трое моих попутчиков.
– Друзья мои, прекрасен наш союз! – заорал один, входя. Пьяный в стельку. Двое других одобрительно загалдели. Мне выпадала роль их молчаливого, отчужденного и унылого соседа.
Средних лет повар. Сухощавый, что противоречило профессии. Далее шел бородатый кладовщик-тяжеловес. Их замыкал циничный доктор, одержимый черным юмором. Он пылко подмечал то, о чем в приличных компаниях умалчивали, и ржал, как конь.
Мои соседи на боковую не спешили и продолжили дневные забавы перекидыванием в картишки. Сначала – скромно, на интерес. Но затем дошло до постыдных секретов.
В их пересуды я не вдавался – больно надо слушать шушеру, погрузившуюся на дно бутылки. Не трогали – и ладно. Я спокойно лежал на верхней койке по правый бок от входа.