Омут памяти
Шрифт:
Возможно, Андропов и Крючков были раздражены тем, что я послал пространную телеграмму, да еще по самому «верху», о том, что мне рассказал Айван Хед, помощник Трюдо, по поручению премьера. А подробности были довольно пикантные, ставящие Крючкова и его службу в достаточно глупое положение. Хед рассказал о том, что столик, за которым шел разговор между нашим и канадским контрразведчиком, прослушивался, что канадец, которого вербовали, действовал по поручению канадских спецслужб, что одна симпатичная женщина из нашего посольства пыталась «сблизиться» с канадским министром. Он сообщил также о системе сигналов советских разведчиков и многое другое.
Потом я узнал, что резидентура в
После телеграммы Андропова все встало, казалось бы, на свои места. Должна была сработать традиция. Если крупный провал в разведке — виноват посол. Я засобирался домой. Жене сказал, чтобы готовилась. Но телеграммы об отзыве так и не поступило. Секретарь ЦК Борис Пономарев, пролетая позднее через Канаду, рассказал мне, что на заседании Политбюро Андропов, докладывая об этом случае, заявил, что посол плохо справляется со своими обязанностями. Но тут бросил реплику Суслов: «Яковлева послом в Канаду не КГБ направлял». Этого было достаточно. Суслов тщательно опекал партийную номенклатуру и ревниво относился к вмешательству в ее дела. Андропов, по словам Пономарева, не мог скрыть своей растерянности, плюхнулся в кресло на полуслове. Суслова боялись гораздо больше, чем Брежнева.
Я проработал в Канаде еще пять лет. Во время очередного отпуска зашел к Крючкову, чтобы согласовать кадровые замены по его ведомству. Он встретил меня сухо, угрюмо буркнул: «Вы потеряли чувство локтя». А Олегу Калугину — тот был начальником Управления внешней контрразведки — позвонил и сказал: «Осторожнее с ним, он плохо относится к КГБ». Насчет «чувства локтя» Крючков явно перебрал, у меня просто не было лишнего локтя. Больше к Крючкову не заходил.
Хочу еще рассказать о визите Громыко. Канадское правительство очень настаивало на этом визите. Рассуждало в том плане, что министр иностранных дел без конца бывает у соседей, то есть в США, а для поездки в Канаду никак не может найти времени. В конце концов удалось договориться с Андреем Андреевичем, что он прилетит в Канаду по пути из США и остановится на два дня.
О Громыко бытует мнение, что человек он угрюмый, сухой. Оказалось, ничего подобного. Я говорю в данном случае о своих наблюдениях. На двух обедах, которые были устроены в его честь, выступал без бумажки и на английском языке. Шутил. Высоко отозвался о развитии советско-канадских отношений. Привел цифры, упомянул, что торговля увеличилась за последние годы в 10 раз, сказал, что надо и дальше двигаться в этом направлении. Канадцы были очень довольны.
Андрей Андреевич каждый год приглашал меня в Нью-Йорк на начало сессии Генеральной ассамблеи ООН — хотя бы на 2–3 дня. Я ездил практически каждый год. И каждый раз он меня с женой приглашал на домашний обед. За обедом, как правило, было четверо — Громыко с супругой и я с супругой. На этих обедах Андрей Андреевич избегал обсуждать служебные дела. В основном говорил о книгах по русской истории, как мемуарных, монографических, так и художественных. Живо интересовался новыми веяниями в зарубежной общественной науке. Мне приходилось готовиться. Я видел, что он был доволен этими беседами, расслаблялся, отводил душу.
Однажды я получил телеграмму, что на коллегии МИДа назначен мой отчет. Обрадовался. Почему бы лишний раз не съездить в Москву. Подготовился. Показал свои соображения Владимиру Суслову, заведующему Вторым европейским отделом. Волновался, конечно. На коллегию пришел Громыко, что бывало не часто.
После доклада началось нечто для меня непонятное. Выступавшие повели себя в агрессивной манере. Потом
Берет слово Громыко. Начал он с того, что не согласился с выступавшими. По его, Громыко, наблюдениям, посол работает активно, в посольстве нет склок, установились хорошие отношения с правительством, особенно с премьер-министром, а это он, Громыко, оценивает очень высоко. Это надо приветствовать, а не осуждать. А затем задал риторический вопрос: «Скажите мне, где еще есть у нас посол, к которому премьер-министр страны без предупреждения заезжает домой вместе с детьми и говорит: „Давайте посидим, поговорим“?»
Это было действительно так. Обычно встречи с Трюдо были какие-то странные. Очень похожие на встречи с Громыко в Нью-Йорке. Трюдо тоже любил поговорить со мной о литературе, истории и философии, особенно о философии. Знал Достоевского, Толстого. Я ему рассказывал о других писателях, особенно современных. Он интересовался, есть ли эти книги на английском языке. Одну из встреч я посвятил писателям-деревенщикам, рассказал о их критике положения в сельском хозяйстве. Он слушал очень внимательно, затем улыбнулся и сказал:
— Я вас понял.
Что же касается моих просьб чисто дипломатического характера, то их я излагал на листочке бумаги и передавал ему. А он отдавал их своему помощнику как согласованные с ним, Трюдо, предложения. Такие листочки имели поистине магическую силу, они быстро шли на проработку и, как правило, находили свое решение.
Так вот, после выступления Андрея Андреевича на трибуну никто не полез, кроме заведующего отделом Владимира Суслова, который курировал Канаду. Он выступил в том же плане, что и Громыко. После этой коллегии стало легче работать — меньше придирок, меньше всяких выпадов, чем в основном и занят любой бюрократический аппарат.
Первые пять лет в Канаде прошли полезно. Но вторая половина была скучной и рутинной. Скрасить ее было нечем, кроме рыбалки, которая в Канаде превосходна. Такое впечатление, что помани рыбку пальчиком, и она выскочит на берег. Рыба хорошая. Клюет отменно. Наслаждение, одним словом, неописуемое. На одиннадцатой миле от Оттавы мы ловили осетров, не говоря уже об угрях, сомах, щуках.
Как-то скрашивали эти годы мои добрые отношения с премьер-министром Канады Пьером Трюдо. Он оставил у меня впечатление деятеля мирового масштаба. Образованнейший человек, прекрасно знает мировую историю, литературу, философию. Тактичный, с тонким чувством юмора. Начал свою политическую деятельность в левом движении во французском Квебеке. Одно время ему даже не разрешали въезд в США. Потом примкнул к либеральной партии, к ее монреальской группировке. Трюдо и его друзья вернули либеральной партии общенациональный авторитет.
Трюдо вел весьма сбалансированную политику. А делать это было нелегко. Он действительно заботился о суверенитете Канады. И в то же время прекрасно понимал, что ссориться с США ни к чему. Недаром в Канаде бытовала поговорка, которую иногда вспоминал и Трюдо. Жить рядом с США — все равно что мышке и слону спать в одной кровати. Упаси Господи, слон повернется — и нет мышки. И тем не менее и во внутренней, и во внешней политике Трюдо часто занимал иные позиции, чем США. Скажем, по Кубе. Канада продолжала и продолжает поддерживать с этой страной хорошие отношения.