Омут
Шрифт:
— Ты сумасшедший, Арчер, если попытаешься нас продать.
Я ткнул в него дулом пистолета так, что он хрюкнул.
— С тобой покончат в суде раньше, чем вы что-то сделаете со мной...
Так я хочу, Шмидт, чтоб ты кое-что мне рассказал. Сколько ты заплатил Фрэнксу за информацию и кто дал тебе деньги?
Его мозг работал с трудом. Я почти слышал, как в его извилинах что-то поворачивалось, останавливалось, потом снова медленно поворачивалось.
— Ты отпустишь меня, если я скажу?
— На этот раз — да, отпущу. У меня нет сейчас возможности возиться с тобой.
— И вернешь мне бумажник?
—
— Я не стрелял из него. Ты тогда заметил?
— И никогда больше не будешь.
Его мозг снова зашурупил. Сосед аж вспотел, и в машине стало невозможно дышать. Мне захотелось, чтобы он убрался поскорее.
— Деньги мне дал Килборн, — наконец изрек он. — Думаю, там было пять сотен... Ты просто сумасшедший, если собираешься продать Килборна.
— Выходи из моей машины.
В том месте, где Тэннер-тэррас выходила на дорогу, ведущую к перевалу, я свернул налево и поехал назад в Нопэл-Велли, вместо того, чтобы свернуть направо, в сторону Куинто.
События развивались быстрее, чем я ожидал. Так быстро, что я не мог их контролировать в одиночку... Итак, дело представлялось таким образом: Килборн решил вести двойную игру, в которой, надеялся, ни один журналист его не уличит, — он заплатил Ривису, чтоб отделаться от миссис Слокум, а потом заплатил Шмидту, чтобы отделаться от Ривиса. Логично? Да, мне не нравилась эта гипотеза, она объясняла наиболее очевидные факты — убийства, деньги, — но не давала ключа к разгадке всего остального. Тем не менее лучшего варианта, за который я мог бы зацепиться, не было. Во всяком случае, я не мог действовать дальше, не посоветовавшись с клиентом. Сама жена Джеймса Слокума не была вне круга подозрений, но не стала же она звать меня для того, чтобы я затянул петлю вокруг ее красивой шейки.
Вот и центральная улица Нопэл-Велли, почти опустела, все злачные места закрыты. Несколько припозднившихся пьяных джентльменов совершали рейс по тротуарам. Видимо, они не расположены были провести здесь остаток ночи и встретить рассвет, некоторые уверяли своих дам, что развлечения будут продолжаться, черт возьми, что и в темных стенах есть двери, за определенную плату открывающие путь в романтические миры. Дамы были из тех, что редко появляются при дневном свете.
Я затормозил около заведения Антонио — мне показалось, что там теплится огонек. В моем потайном кармане лежало десять тысяч долларов, возникновение которых мне было бы очень трудно объяснить, если бы меня застукали с ними и заставили раскошелиться полицейские. Еще трудней мне было бы остаться в живых, знай про эти деньги кто-нибудь другой, из тех, кого полицейские обязаны ловить и преследовать. Я обернул помятый коричневый сверток газетным листом и перевязал тесьмой... Я разговаривал с Антонио только один раз и не знал его полного имени, но он был тем человеком, кому я решил довериться в Нопэл-Велли.
Он подошел к завешенной шторой двери, когда я тихонько постучал в ее зеркальное стекло с тротуара, и открыл ее на три-четыре дюйма — настолько позволяла цепочка.
— Кто там? — Лицо Антонио оставалось в тени.
Я показал ему себя.
— Мне очень жаль, но я не работаю после часа ночи.
— Я пришел не за тем, чтоб
— Услугу какого рода?
— Подержите это до завтра в своем сейфе. — Через узкую щель я просунул ему край свертка.
Он не прикоснулся к свертку.
— Что это за пакет?
— Здесь деньги. Много денег. — Кому принадлежат эти деньги?
— Я пытаюсь это выяснить. Возьмете их на хранение на короткий срок?
— Вам следовало бы отнести их в полицию.
— Я не доверяю полиции.
— А мне?
— Как видите.
Он взял у меня сверток:
— Я сохраню их. Для вас... Кроме того, я должен извиниться за то, что произошло тут у меня вчера вечером...
Я сказал, чтоб он о том забыл.
Глава 19
Дом на холме стоял темный и безмолвный. Не чувствовалось никакого движения внутри дома, все было тихо и снаружи, слышались только посвистывающие вздохи цикад, что подымались с земли и падали в траву. Я постучал в дверь и стал ждать ответа, дрожа от холода: безветренная ночь была прохладной. Впрочем, насекомые вздыхали и свистели словно ветер в ветвях осенних деревьев. Я толканул дверь. Но она оказалась заперта. Я снова постучал.
Прошло довольно много времени, прежде чем я смог различить свет в холле, тут же над моей головой зажегся фонарь входной двери, и дверь стала отворяться — медленно, дюйм за дюймом.
Миссис Стрэн, — затуманенными и покрасневшими ото сна глазами, — долго приглядывалась ко мне:
— Это мистер Арчер?
— Да... Мне надо срочно повидать миссис Слокум.
Пальцы экономки стали теребить воротничок шелкового халата. В его отворотах на груди виднелась фланелевая ночная рубашка в розовый цветочек. — Миссис Слокум умерла. — В ее хмуром взгляде я увидел горе.
— Нет, я должен увидеть Мод Слокум. Я простился с ней часа два назад.
— О, вы имеете в виду молодую миссис Слокум... Я полагаю, она в постели. Спит. Что и вам следовало бы делать сейчас. В столь позднее время...
— Я это знаю. Но мне обязательно надо ее увидеть. Не можете ли вы разбудить ее?
— Не знаю, должна ли я это делать. Она рассердится.
— Я тогда сам разбужу ее, мне придется так поступить!
— Боже милостливый, нет! — Миссис Стрэн сделала было движение, собираясь закрыть передо мной дверь, потом вдруг передумала:
— Это важно? — Вопрос жизни и смерти! — чуть не выкрикнул я, не зная, правда, чьей жизни и чьей смерти.
— Ладно, входите. Я попрошу ее спуститься.
Экономка оставила меня в прихожей и удалилась шаркающей походкой. Уложенные крендельком на затылке две ее поседелые косы показались мне жесткими и сухими, как старый забытый цветок.
Миссис Стрэн возвратилась ко мне довольно скоро, она спала с лица, тревога так и читалась в глазах.
— Ее дверь заперта. Она не отвечает.
Я поспешил за ней к лестнице, что вела наверх.
— У вас есть ключ?
— От той двери? Нет. — Миссис Стрэн задыхалась. — Там запирают изнутри, на задвижку.
Не без труда мы проследовали вверх по лестнице, потом экономка, оставаясь все время впереди, провела меня по лестнице вниз, в холл, к двери, составленной из тяжелых дубовых панелей. Я надавил на дверь плечом — она не поддалась.