Он и Я
Шрифт:
Вытягиваю из плотной батареи книг, как мне кажется, знакомый корешок из серии романтической фантастики. Сосредоточенно рассматриваю обложку, когда слышу характерный скрип двери. Неосознанно напрягаюсь, даже дыхание задерживаю. Пока не узнаю глубокий и красивый голос Тарского:
— Свободен.
Я ничем не провинилась. Беспокоиться нет причин. Но… Волнение, которое меня в эту секунду охватывает по неясным причинам, настолько сильное, что тело контролировать с трудом получается. Разбивает непреоборимой и выразительной дрожью.
Гулкий удар захлопываемой двери. Размеренные шаги. Тягучая
Безумно ускоряющееся сердцебиение. Зашкаливающий за верхние границы пульс.
Отрывистый вздох. Резкий разворот.
Встречаемся с Тарским взглядами. Книга вываливается из рук.
Впервые замечаю, насколько узко между стеллажами. Он надвигается, методично захватывая пространство. Замещает собой свет и преграждает выход.
Я в тупике. Смотрю в его глаза, отмечая попутно, как мало в них сейчас зелени. Темные. Энергетические котлованы.
— Вылет завтра вечером.
— Завтра? — голосом своим не владею. Вместо него с губ срываются низкий шелест и затрудненное надсадное дыхание. — А как же регистрация брака?
— На бумагах все есть.
Вот тебе и фантастическая романтика. Или романтическая фантастика… Дух захватывает!
— Раз так… — яростное негодование помогает задать нужный тон. — Давай сразу обсудим правила и расставим границы. Я хочу, что бы ты…
— Ты мне условия ставить не будешь, — жестко тормозит меня Таир. — Я говорю — ты делаешь. Все остальное — моя ответственность.
Давлюсь новой порцией эмоций. Обида и злость — гремучая смесь. Прежде не раз толкала на безрассудство. Вот только Тарский одним лишь взглядом глушит присущую мне смелость.
— А как же статус супругов? — отстаиваю свои права, но весьма осторожно. — Не думаешь, что должен быть со мной нежнее?
— Не забывай, что это — пустая постанова.
Знаю, и все равно отчего-то подобное пренебрежение крепко задевает за живое.
— А я театральное не заканчивала. Мне нужна репетиция.
Реакцию Тарского визуально практически не отследить. И все же… Он лишь прищуривается, а у меня сердце подскакивает. Шагает ближе, практически вплотную ко мне становится. Нависая, склоняет голову, я же свою медленно назад откидываю. Дышу им, как дурманом каким-то, глаза прикрываю, губы распахиваю… В груди пляска. В животе жгучий вихрь.
Чересчур бурно вздыхаю.
Случилось… Таир захватывает в плен мою давнюю мечту о поцелуе. Беспокойство подтачивает преждевременный восторг. Почему? Я чем-то рискую? Нет. Страшно? Нет. Интересно? Да. Мне просто любопытно. Вот и все.
— Уверен, ты справишься.
Вот что я получаю вместо поцелуя.
Распахивая глаза, вижу его удаляющуюся спину. Волну злости и унижения перебивает бабушкин назидательный голос: «Не кажи «гоп», поки не перескочишь, Катерино…» [6]
Ой, не говори…
10
Летать, больше ни во что не веря,
Назад не вернуться — там ничего и не было.
6
Не
Зальцбург, Австрия,
5 км от границы с Германией.
Первые две недели в Европе проходят под лозунгом скуки смертной. Шестнадцать дней Тарский держит меня словно пленницу. В заточении блеклых стен малогабаритной квартирки, которая, как оказалось, ждала нас сразу по прилету.
Людей вижу только через стекла зарешеченных окон. Благо второй этаж позволяет разглядеть все в деталях. Напротив нашего дома находятся небольшой продуктовый магазинчик и овощная лавка. Изо дня в день там появляются одни и те же люди, наши ближайшие соседи. Я не просто запомнила каждого из них, уже знаю, что именно они будут покупать.
После пятнадцати тридцати во двор вываливают четыре девочки-подростка. Они садятся под оранжевую стену трехэтажки, просто на мощеное дорожное покрытие, болтают и много смеются. Я хорошо владею немецким, но они говорят так быстро, разобрать удается лишь некоторые фразы. Плюс их диалект, конечно же, немного отличается от классического немецкого.
Сегодня Таира нет дольше обычного. На улице полностью стемнело. Люди разбрелись по домам. Закрылся последний магазин.
Меня разбирает тревога. За ней, как следствие, приходит глухой гнев. Я не знаю, чего ожидать. Случилось ли что-то с Тарским? Или он просто дал себе больше свободы? Вчера перестаралась с настойчивостью, убеждая вывести меня хоть куда-нибудь. Таир требовал, чтобы я изъяснялась только на немецком, и знаете, на эмоциях это звучало мощнее, чем наш родной русский.
Пытаясь отвлечься, занимаюсь привычными делами. Постелив новое белье, отправляюсь купаться. Но и после часового отмокания в ванной квартира остается пустой. Надеваю пижаму и устаиваюсь поперек кровати с плеером. Вкладываю наушники и прикрываю глаза. Кручу на повторе альбом моей любимой Мадонны. Раньше это всегда помогало мне расслабиться.
Только не сегодня… Сегодня ничего не срабатывает.
Что, если Тарский вообще не вернется?
Эта мысль врывается мне в голову, когда стрелки часов перемахивают полночь. Выдергиваю наушники и отбрасываю плеер. Сжимая дрожащие пальцы в кулаки, озираюсь по сторонам, словно впервые здесь нахожусь.
Где он?
Что мне делать?
Что, если я не смогу отсюда выйти?
Так, стоп… Стоп! Только без паники.
Подскакивая на ноги, начинаю метаться по квартире. То в одно окно выгляну, то в другое… В конце концов, я могу кого-нибудь позвать на помощь, замок вскроют, и я…
Мысль обрывается, когда в замочной скважине начинает проворачиваться ключ. Налетаю на Тарского, едва он переступает порог квартиры и прикрывает дверь.