Он и Я
Шрифт:
— Ты решил от меня избавиться, заморив тоской, голодом и страхом? Так вот, учти, ничего у тебя не получится!
Поймав мои дрожащие ладони на своей груди, Таир иронично приподнимает бровь.
— Пойдем в ванную, Катерина. Мне нужна твоя помощь.
Ну, я… столбенею, безусловно. Какое-то время лишь оторопело таращусь ему в лицо. Постепенно замечаю, что он необычайно напряжен. Челюсти стиснуты, на лбу глубокие складки залегли.
Не успеваю хоть как-то совладать с эмоциями, Таир увлекает меня в сторону ванной. Впрочем, там руку
Я никогда не видела его обнаженным и сейчас, едва он разводит темные полы, первым делом невольно ошарашенно вздыхаю. Или задыхаюсь… Не знаю, каким глаголом обозначить точнее. И дальше… Хочу спросить, что происходит, а издаю лишь странный булькающий звук.
Тарский снимает рубашку.
Я бездыханно пялюсь на его мощную грудь, битый на четкие кубики пресс, убегающую под брюки темную дорожку волос. Завороженно прослеживаю, как под гладкой смуглой кожей перекатываются объемные выпуклые мышцы.
По непонятным причинам очень сильно смущаюсь, хоть и не пытаюсь отвернуться. Уверена, на кого-то другого реакция не была бы столь острой. Кажется, я даже видела мужчин без одежды… Боже, да наверняка видела!
Почему же Таир заставляет меня так сильно волноваться?
— Достань спирт, перекись, бинт и пластырь.
— Зачем?
Интуитивно сопротивляюсь. Опуская на стиральную машину аптечку, прячу за спину руки.
Не слышу, но вижу по высокому подъему грудной клетки, как он тяжело вздыхает. Прищуриваясь, сосредотачивает на мне взгляд.
— Сейчас не время упрямиться, — произносит ровным тоном, без каких-либо скачков и зазубрин. — Давай, Катя.
Может, я ненормальная, но тут мне слышится что-то особенное. Трескучие хриплые нотки, с которыми он раскатывает мое имя у себя на языке.
Не то чтобы я собираюсь прыгать перед ним как дрессированная обезьянка… Отщелкиваю аптечку и выставляю на стиралку все, что просил Тарский.
Он тем временем тянется к полке, вынимает из пластикового контейнера зубочистку и спокойно вставляет ее между губ. Пока я растерянно наблюдаю за тем, как Таир сжимает и медленно перекатывает деревянную соломинку, он зачем-то выдергивает торчащий из моей косметички пинцет.
— Обработаешь спиртом, — бросает его мне на ладонь и поворачивается спиной.
Ее я оценить не в силах. Вижу лишь кровавую рану в районе лопатки, и все. Она замещает все восприятие. Заливает меня какой-то кислотой. Внутри что-то с резким креном переворачивается. Руки начинают по-настоящему трястись.
— Что это? Что… Что… Что случилось?
— Упал неудачно.
— Да, конечно!
На этот вскрик Таир оборачивается. Смотрит мне в лицо, а я понимаю, что у меня губы дрожат.
— Катя, — одергивает, но как-то мягко. — Твоя задача: вычистить рану, залить антисептиком и закрыть бинтом. Все.
— От чего вычистить? Там… Там пуля?
— Нет, — вздыхает
— Хорошо… Хорошо, — тряхнув головой, перевожу дыхание. — Что смотреть?
— Пинцет на случай, если заметишь какие-то осколки или щепки. В целом, просто промыть и заклеить, — повторяет с расстановками. — Справишься?
Киваю раньше, чем могу озвучить.
— Думаю, да.
Это оказывается сложнее, чем я думала. Слава Богу, кровь несильно сочится, но в самой ране действительно нахожу какие-то обломки. Настолько мелкие, что трудно определить, чем они были до того, как попали в тело Тарского.
— Больно? — сто раз спрашиваю.
Он лишь сжимает зубочистку и приказывает продолжать.
Копошусь так долго, что шея и руки затекают. Он ведь высокий. Чтобы рана находилась на уровне моих глаз, приходится почти постоянно стоять на носочках. Под конец икры ноют, а ступни простреливает судорога.
— Кажется, все. Чисто.
— Промой еще раз и закрывай.
Щедро заливаю рану перекисью, подтираю потеки бинтом и, дождавшись, когда рана слегка подсыхает, заклеиваю ее большим хирургическим пластырем.
Таир оборачивается ко мне. Лицом к лицу оказываемся слишком близко. Настолько, что я ощущаю тепло его дыхания на виске, когда он произносит:
— Спасибо.
Глаза сами собой следуют на звук его голоса. Встречаемся взглядами и замираем.
Электромагнитный импульс. Томительная дрожь.
— Это все?
Молчит. Только в глазах вспыхивает что-то настолько горячее, что меня сразу же в жар бросает. И воздух стопорится в районе горла. Стук сердца имитирует гонг. С той же оглушающей силой, с теми же разрывными паузами.
— Расскажи мне, где ты был, и что на самом деле случилось?
Едва эта просьба покидает мой рот, Тарский отмирает и, сдвигая меня в сторону, выходит из ванной.
11
Когда ты зовёшь меня по имени, это как краткая молитва.
С утра я ощущаю новый прилив раздражения. Вместо того чтобы радоваться проникающим в окно лучикам света, словно противная старуха, хочу разразиться бранью. Перекатываясь на постели, прислушиваюсь к жизни за стенами моей тюрьмы. Люди здороваются, обмениваются какими-то новостями, желают друг другу приятного дня.
Что Таир себе позволяет? Долго еще собирается держать меня взаперти?
Где сам пропадает? Что все-таки с ним вчера произошло? Нам что-нибудь угрожает?
Вряд ли это как-то со мной связано. Это невозможно! Ну, кто меня здесь знает? Где успела официально засветиться, я прошла как уроженка Германии — Катрин Ланге.