Он, она и Анжелика
Шрифт:
— Анджи, ты ведь ее почти не знаешь.
— Знаю! — В голосе девочки проскользнула гневная нотка.
Гаррет даже вздрогнул.
— Но откуда?
Она с серьезным видом ткнула себя пальчиком в грудь.
— Отсюда.
— Ах ты, маленькая озорница, — проговорил он облегченно.
— Я тебя люблю.
Она говорила ему это каждый вечер, и всякий раз Гаррет чувствовал, как к горлу подкатывает комок.
Она так легко отдала ему свою любовь, так безоглядно доверилась человеку, который будет теперь ее папой. То, как она смеется, с какой доверчивостью вкладывает свою пухлую
Он привык иметь дело в основном с мужчинами. До последних лет женщин в поисково-спасательных отрядах практически не было. Ему приходится принимать трудные решения, от которых порой зависит жизнь или смерть. Поручить ему, человеку, которого считают жестким и некоторые даже жестоким, заботу о маленькой девочке — разве это не дар богов?
— Я тоже тебя люблю, — Нежно проговорил Гаррет.
Когда он вернулся в кухню, Фрея уже не было, а Тони мыла посуду. Как это выходит, что простая серая юбка, которую так любит служивая Америка, выглядит так чертовски соблазнительно? И как эта девушка, будто сошедшая с обложки «Vogue», ухитряется быть такой естественной в его простецкой кухне?
— Я покажу вам вашу комнату, — сказал он, почему-то испытывая неловкость.
Она отвернулась от раковины и вытерла руки.
— Я не слишком вас стесню?
— Вы же меня выручаете, — проговорил отрывисто Гаррет.
Она улыбнулась.
— Племянница у вас — просто прелесть. И так на вас похожа.
— Мы с братом близнецы… были. — Гаррет до сих пор не мог говорить об этом без боли.
— Были?
Она смотрела на него так открыто, с такой теплотой, будто и не осознавала своих женских чар. А может, и осознавала, но ей это было все равно.
— Он погиб в авиакатастрофе. Вместе с женой. — Ему все еще было невыносимо тяжело произносить эти слова, хотя он говорил их не в первый раз.
Тони посмотрела на него расширенными глазами.
— Я вам так сочувствую, — сказала она дрогнувшим голосом и, подойдя, положила руку ему на предплечье.
Гаррету показалось, что сам ангел коснулся его своим легким, теплым крылом. На него пахнуло дивным ароматом.
У нее в глазах, которые были теперь так близко, он заметил затаенную грусть. Возможно, от собственных воспоминаний. Сразу захотелось спросить, но вместо этого он сделал шаг назад — еще немного, и она догадается, а он совсем не собирался осложнять себе жизнь. Хватит с него и того, что случилось за последние полгода.
Гаррет резко повернулся и направился в комнату, отведенную для Тони. Распахнул дверь и почти втолкнул Тони внутрь. Все, никаких колебаний, это не для него. Он устал, а завтра у него масса дел. Стоит ему сейчас хоть на секунду остановиться, и он не выдержит, откроет эту дверь…
И не думай, приказал он себе, не делай глупостей.
Тони секунду постояла с закрытыми глазами, прислонившись к двери.
Она в очередной раз пожалела, что не взяла фотоаппарат — она бы ухватила тот момент, когда девочка взобралась на колени к Гаррету и его суровое лицо смягчилось, а глаза потеплели.
А
И потом, когда она положила ладонь ему на руку и почувствовала стальную твердость его мускулов и — на какой-то миг — его смятение. Казалось, еще немного, и он наклонится к ней и примет то, что она ему предлагает.
Но он отшатнулся, почти отскочил от нее, словно обжегшись.
Тони со вздохом открыла глаза. А что она, собственно, ему предлагала? Может, утешение? Которое в любой момент могло перерасти в нечто гораздо более серьезное. И небезопасное. Этот человек, такой сильный, излучающий спокойную уверенность в себе, вызывал в ней что-то смутное, грозное, с чем она была бы не в силах совладать.
Нет, хватит. Тони встряхнулась и принялась осматривать комнату.
И здесь золотистые стены и пол были единственным украшением, придавая комнате приятный вид. Безукоризненно застеленная узкая кровать имела бы окончательно казарменный вид, если бы не одноцветное ватное одеяло. Старинному комоду очень бы не помешала какая-нибудь композиция из засушенных цветов. У кровати — простой стол, на нем радиобудильник. Окно без занавесок.
Интересно, почему у него нигде нет занавесок? Она подошла к окну — все ясно. Луна заливала серебром большой двор. Между деревьями виднелись ледяная горка и качели, окруженные сугробами. Дальше сплошной стеной нависали горы. Даже сейчас, в темноте, они подавляли своим величием, внушая благоговейный страх.
Вот почему он не повесил занавесок — в окна просто некому заглядывать. Зато есть на что посмотреть.
Тони вдруг почувствовала, что смертельно устала. Она подошла к кровати и тут только сообразила, в каком неловком положении оказалась. У нее ничего нет — ни пижамы, ни белья и одежды на завтра, пи лосьона для снятия макияжа, ни щетки для волос. Нечем даже почистить зубы.
Нет, ей нельзя здесь оставаться. Это было просто сумасшествие с ее стороны — согласиться пожить в этом доме.
Она вспомнила улыбающееся лицо девочки — нет, не сумасшествие, скорее какое-то волшебство.
И все-таки она не может спать голая в доме незнакомого мужчины. Да и в тесной юбке тоже.
Тони подергала тугую дверь ванной — как она и ожидала, там ничего не было. Итак, придется идти и просить дать ей что-нибудь. От самой этой мысли ее бросило в дрожь.
Да что с ней такое? Мадам Йелтси учила ее не теряться ни при каких обстоятельствах. Но она не могла даже подумать без робости о том, чтобы пойти и постучать ему в дверь.
Однако это надо сделать, и поскорее, пока он не уснул. А она даже не знает, где его спальня.
Тони вышла в прихожую. Дверь в комнату Анжелики была приоткрыта. Она осторожно заглянула внутрь и улыбнулась. Девочка спала. Из-под одеяла выглядывал носик и длинные густые ресницы.
Вздохнув, Тони пошла дальше. Под одной из дверей виднелась полоска света. Тони тихонько постучала. Ответа не было.
Неожиданно дверь резко распахнулась. Он был в джинсах и явно надетой наспех, незаправленной, застегнутой кое-как рубашке.