Он тебя не любит(?)
Шрифт:
— Вообще-то я ее выгнал, но сомневаюсь, что она уже убралась. Так что да, я ее приведу.
— Отлично, — Арсен открыл дверцу бара, вытащил бутылку виски и два бокала, плеснул в оба и поставил один перед Макаром.
— Я за рулем, моя машина прямо перед твоим домом, у тебя уже началась деменция, Ямпольский? — выразительно проговорил Мак, но Арсен настойчиво подвинул к нему бокал.
— В зеркало себя видел? Тебя первый же патруль в дурку определит, права заберут, оно тебе надо? Пей. За руль тебе и так нельзя.
— Ты еще
— А говорил, адекватный, — скептически хмыкнул Ямпольский. — С водителем моим поедешь, он за руль сядет.
— Что это ты такой добрый? — подозрительно скривился Макар.
— Так ведь она уже наступила, разве ты не знаешь? — удивился Ямпольский.
— Кто?
— Эра милосердия, — серьезно ответил Арсен.
— Кто еще из нас неадекватный, — буркнул Макар.
Они вышли из кабинета и уже дошли до лестницы, как тут Мак решился, коль уж Ямпольский сегодня сам на себя не похож, может стоит попытаться?..
— Слушай, дай мне на нее посмотреть, а? — повернулся он, резко остановившись.
Арсен так же резко затормозил, едва не врезавшись в Макара. Посмотрел пристально, будто сканером просканировал, а потом утвердительно кивнул и развернулся в противоположную сторону, приглашая Макара идти за собой.
Определенно сегодня что-то странное витает в воздухе, решил Мак, и это что-то действует на Ямпольского совершенно непредсказуемо, но они уже подошли к детской, и у Макара сперло дыхание.
— Только не разбуди ее, — предупредил Арсен, осторожно поворачивая ручку, а у Макара внутри все оборвалось.
Девчачья детская комната, вся в игрушках, на полу пушистый ковер, у кровати горит ночник в виде месяца и звезд. Эта комната должна была быть в его доме, в том, который так любила мама, в котором родилась его дочь. И Макар понял, понял, почему, едва девочка успела родиться, ее лицо показалось ему знакомым. Пусть это сходство было едва уловимым, но Маша походила на мать Макара не только именем.
Он подошел к кровати и опустился у изголовья. Дочка спала на боку, плотно сжатые ресницы закрывали глазки, которые иногда даже снились Макару. Неудивительно, что он не узнал их, он же не девочка, чтобы часто смотреться в зеркало…
Мак склонился над ребенком — своим, своим ребенком! — коснулся губами нежной щечки, гладкого лобика, стараясь вдохнуть поглубже, чтобы запомнить этот запах — от дочки пахло карамелью и еще чем-то очень знакомым, родным. Макар не удержался и опустил голову на подушку, вслушиваясь, как сопит его ребенок.
Его плеча коснулась рука, и Макар как очнулся. Он что, уснул? И только сейчас увидел, что изо всех сил сжимает пальцами края подушки. Ямпольский стоял над ним с непроницаемым лицом и почему-то избегал смотреть Макару в глаза.
Они вышли на крыльцо, в машине за рулем уже ждал водитель.
— На кого она похожа? — спросил вдруг Арсен. — Там ни Эва, ни ты вообще не просматриваетесь.
Макару захотелось сказать какую-нибудь гадость из серии, что Ямпольского это не колышет и вообще, он там точно никак просматриваться не будет, но потом вдруг так же внезапно расхотелось.
— На мою маму, — ответил он, сжимая кулаки в карманах куртки, — только глаза мои.
Арсен бросил на него загадочный взгляд.
— Порой мы бываем удивительно слепы, ты не находишь?
Вместо ответа Макар сбежал с крыльца и распахнул дверцу машины. Но если бы он собрался сойти с ума, то тогда бы решил, что Ямпольский ему сочувствует.
Эва старательно вслушивалась в голоса, доносящиеся с крыльца, но так ничего и не смогла разобрать. Закрыла окно и, следуя совету Арсена, улеглась в постель, натянув одеяло до самого побородка.
Арсена? Да, Арсена, потому что называть отцом она его не могла, особенно в свете того, что он обрушил на нее за последние несколько часов. Ее до сих пор трясло, она даже пальцы переплела, чтобы унять лихорадочную дрожь.
С тех пор, как Эва себя помнила, она воспринимала отца как космонавта или героя-подводника, который уплыл-улетел от них с мамой совершать свои героические поступки, но почему-то никогда не задавалась вопросом, а почему он не возвращается?
Она и в Деда Мороза перестала верить в совсем раннем детстве после того, как трижды перед Новым годом попросила вернуть им с мамой папу. Первый раз она положила письмо в морозилку и каждый час бегала смотреть, лежит оно там или нет, и когда с утра не обнаружила, ходила счастливая целый день.
Дед Мороз проигнорировал Эву, и на следующий год она составила очень длинное письмо, где обстоятельно описала, почему ей нужен папа, даже не столько ей, сколько маме. На этот раз письмо исчезло из морозилки сразу же, и снова ее слезная просьба осталась без ответа.
Эва предприняла еще одну, последнюю попытку объяснить Деду Морозу, что если он будет упорно ее игнорировать, она просто перестанет в него верить. Новый год наступил, а папа так и не объявился, и Эва больше писать не стала. Ни писать, ни верить.
Ямпольский рассказал Эве историю их связи с Эвиной мамой, не отношений, не встреч, а именно связи, непродолжительной, поспешной и полностью им позабытой. Он не старался себя выгораживать, не пытался оправдываться, а жестко и хлестко, не выбирая выражений, излагал очередность событий, а Эва ревела, не в силах остановиться, потому что было невыносимо больно за маму. Добрую, нежную и, как она теперь понимала, безнадежно влюбленную.
Арсен ее не утешал, она сидела на кровати, обхватив себя руками, а он сидел напротив, продолжая говорить, выплескивать из себя слова, ничего не смягчая и не скрывая. Да, понравилась девушка, да, у них был секс, да, она не возражала. Оказалась девственницей? У всех бывает впервые, не стоит из этого делать трагедию.