Шрифт:
Пролог (172... год, ХVIII век, Франция)
Приподнявшись на локте, Мариус удовлетворенно рассматривал свою обворожительную любовницу. Девушка была роскошна, хороша сочной и живой прелестью... Он с наслаждением провел пальцами по ее рыжим кудрям, которые рассыпались по точеной спине шелковым водопадом, составляя эффектный контраст с молочно-белой матовой кожей... мало кому удавалось полюбоваться непокорным буйством этой тициановской гривы: обычно высоко взбитые волосы красотки были сколоты на затылке, припудрены и украшены лентами, цветами или нитками жемчуга... иногда прядь-другая с продуманной небрежностью падала на
Девушка сладко дремала, уткнувшись лицом в подушку. Розоватое покрывало сползло с сахарных плеч, обнажив ладно скроенное, приятно округлое в нужных местах, тело. При мысли, что все это, по сути, в определенном смысле принадлежит ему, Мариус ощутил заметное волнение, дыхание его стало более тяжелым, сердцебиение - учащенным...
Франсуаза почувствовала его настойчивый взгляд, повернула голову и сонно улыбнулась.
– Ты что?
– хрипло спросила она, еще не вполне проснувшись и по-кошачьи щуря светло-зеленые глаза.
– Да вот любуюсь...
– подмигнул он в ответ.
– Нельзя?
Франсуаза гибко потянулась, нисколько не смущаясь собственной наготы.
– Всегда можно... и даже нужно...
– Так-то лучше!
– Мой Ясон...
– прошептала она и подалась к нему, обвила руки вокруг его шеи и беззастенчиво поцеловала в губы.
Жадно лаская шикарное тело Франсуазы, Мариус с раскаянием подумал о той неприятной новости, которую должен был сообщить еще вчера... однако раскаяние было мимолетным, и очень скоро страсть усыпила разум.
Новость действительно не относилась к числу хороших - он собирался жениться... не на ней. Конечно, Франсуаза не ожидала от него предложения руки и сердца, но захочет ли она терпеть подобное вероломство? Даже для особы со столь свободолюбивым нравом это могло оказаться чересчур...
ЧАСТЬ I. Аннет
Глава 1. Муж поневоле (171... год, Англия)
Он смотрел, как она приближается, и понимал, что ненавидит ее. Бедняжка ни в чем не виновата, конечно... разве что в собственном знатном происхождении! Будучи умопомрачительно богатой наследницей графа де Монси, его любимой дочкой, юная прелестница принесена в жертву ему, Мариусу, бастарду... сыну другого графа... правда, внебрачному.
Он еще так молод, не рановато ли жениться?! Ему всего 17, невесте - 16! Смешно! И потом, эта Аннет или как бишь ее, совершенно не в его вкусе! Слишком скучна, холодна...
"Хотя нельзя назвать ее дурнушкой", - признал он неохотно, приглядываясь к навязанной избраннице. Возможно, Аннет красил подвенечный наряд - парадное бледно-голубое платье (1), дополненное старинным драгоценным колье и оттененное блеском бриллиантовой диадемы. Мариуса всегда забавляло суеверие невест (по крайней мере, британских), убежденных, что свадебный ансамбль обязан включать 4 элемента: что-нибудь старое, заимствованное, новое и голубое (2). Роль старого и заимствованного отводилась, как правило, фамильным драгоценностям, а новым и голубым становилось платье.
– -----------
сноски:
(1)
(2) голубые подвенечные наряды были популярны еще и потому, что этот цвет олицетворял собою чистоту и верность.
– -----------
Вот и леди Аннет последовала принятым традициям и облачилась в пастельно-голубоватое, очень изысканное по своему фасону платье... этот оттенок ей, впрочем, шел, подчеркивал утонченность и врожденный аристократизм, которыми дышала каждая черта ее вытянутого лица. У девушки был высокий покатый лоб, гладкие пепельные волосы, бледная кожа, стройная миниатюрная фигурка и главное украшение - огромные серебристо-серые глаза, пронизанные скрытой печалью. Тоже сожалеет о необходимости соединить судьбу с незнакомцем? Да еще и таким непутевым?
"И поделом тебе!" - мстительно подумал тот, кого в будущем прозовут Ясоном, грозно щурясь и не испытывая ни малейшей жалости к без пяти минут супруге.
Она словно услышала его мысли, вскинула испуганный взгляд - и лишь сильнее разозлила будущего мужа. Мариус не любил покорных и послушных, презирал скромниц, его раздражали такие вот "тихие овечки", готовые безропотно принять любой поворот судьбы и смиренно ожидающие своей участи. Конечно, женщинам выбирать не приходится - по крайне мере, "достойным"! Им суждено покоряться и смиряться... законы эпохи, воспитание! Ни слова наперекор родителям, ни звука протеста... скучно! Потому-то Мариус выбирал для любовных приключений дамочек попроще: актрис, хорошеньких служанок, белошвеек... а то и вовсе представительниц самой древней профессии. Кстати, именно они, мастерицы любовных утех, сделали его в свое время настоящим мужчиной и помогли набраться опыта...
И вот, пожалуйста, - женись, как последний болван, на скучнейшей барышне! Да еще и такой посредственности в смысле внешнего антуража! Чересчур тоща и уныла, не за что "подержаться"... Мариус не был поклонником пышнотелых, однако и чрезмерную субтильность красоток не ценил.
"И вот я тоже покоряюсь" - хмуро отметил Мариус, подавляя вздох. А что делать - даже самые сильные и влиятельные мужчины вынуждены порою подчиняться чужой воле... Ведь правда?
Мариусу вспомнился разговор с отцом, графом Адрианом де Либ'oн.
– Сын, я думаю, пришла пора тебе остепениться, - заговорил он сурово и веско. Седовласый, статный, он до сих пор нравился женщинам всех мастей и рангов - и охотно пользовался собственной популярностью. Это, в общем-то, и приводило к появлению на свет таких вот "Мариусов" - у любвеобильного графа, по слухам, были десятки внебрачных детей, хотя официально он признал лишь некоторых - тех, что были рождены аристократками с голубой кровью... "простым" матерям приходилось радоваться, если Адриан снисходил до материальной помощи плодам своей неосмотрительной любви...
Мать Мариуса была очень знатной, и с отцом ее связывали, по воспоминаниям родственников, страстные чувства, хотя и не освященные Церковью. Девушка умерла во время родов... и хорошенького черноглазого мальчугана взял на воспитание горюющий отец. Он на самом деле долго горевал и, возможно, не переставал вспоминать покойную возлюбленную по сей день... по крайней мере, к Мариусу относился с искренней теплотой. "Ты очень на нее похож..." - признался он как-то с оттенком несвойственной ему грусти в голосе и тотчас переменил разговор. Сентиментальности граф де Либ'oн не признавал...