Он. Она. Другая
Шрифт:
– Да?
– переспрашивает Эля.
– Я думала, в европейском офисе не приветствуют переработок.
– Не приветствуют, - раздражаюсь.
– Но я иностранец и должен вкалывать в два раза больше. И спрос с меня тоже другой.
– Хорошо-хорошо. Что ты сразу злишься?
– бубнит жена.
– Позже, так позже. Только скажи примерно когда?
– Не знаю, - пальцами давлю на переносицу.
– Все, Эль, неудобно говорить, нас здесь много.
Попрощавшись, кладу трубку на стол и окидываю взглядом опен-спейс. Сказал ей, что нас много, а по факту я один. Вот уже почти полгода
С Элей мы стали часто ругаться по мелочам. Она начинает, я не могу остановиться. Не помню, чтобы у меня так было в первом браке. Сейчас я иногда пытаюсь вспомнить, а как оно было там? И понимаю, что мы с Сабиной никогда не ссорились, потому что мало говорили и спорили. К тому же жили постоянно на виду.
С Элей же все с самого начала было на грани. Сильные чувства поглощали, сводили с ума, опустошали и возрождали. С ней я узнал, что такое любовь и страсть. А теперь, спустя несколько лет, у нас только началась притирка. Ее плохое настроение, моя усталость, капризы Алана, одержимость Эли вторым ребенком, мое к этому отношение. Все это отдаляет нас друг от друга. Да еще и сон этот вдобавок. Будто я бегу за дочерью по степи, она смеется, просит, чтобы я ее догонял, а потом я внезапно теряю ее из вида и уже выкрикиваю ее имя, но Нафиса не откликается.
Выключив ноутбук, выхожу из кабинета, а вскоре и из офиса. Иду в сквер неподалеку, откуда теперь звоню своей девочке. Это лучше, чем говорить из дома. После нескольких гудков, Нафиса сама берет трубку и машет мне рукой. В последнее время Сабина в нашем общении не участвует.
– Привеееет, дада!
– радуется она.
– Привет, кызым!
– тоже поднимаю руку в знак приветствия.
– Что делаешь?
– Собираю игрушки.
– Молодец. У вас же уже поздно, поэтому правильно, что ты прибираешься.
– Нееет, - звонко смеется она.
– Я их собираю, потому что они переезжают.
– Куда?
– первая мысль в голове: возможно, ее мама хочет отдать их в благотворительный фонд, как она делала с другими игрушками, из которых вырастала Нафиса.
– В новый дом, - сообщает дочка и запихивает в большой пакет плюшевого зайца, которого я ей когда-то привез.
– А где этот новый дом?
– Это дом папы. Мы все к нему переезжаем, - совершенно спокойно заявляет она, а меня трясти начинает.
– Какого папы?
– не своим голосом спрашиваю. В ушах звенеть начинает и снова этот чертов узел душит.
– Моего папы, - хлопает длинными ресницами Нафиса.
– Нафиса, я твой папа. Я, - повторяю, чтобы запомнила, но она только головой мотает.
– Нет, ты - мой дадака. А мы переезжаем к папе. Мама выходит за него замуж. А еще он подарил мне Барби, когда в садик пришел. А девочки мне не верили, что у меня есть папа.
Нервно сглатываю горький до отвращения ком. Бывшая устроила свою жизнь, а мой ребенок, моя девочка, называет отцом другого. Я ведь все делаю для нее. Все делаю, о чем просила ее мать.
– Нафиса, но ты же моя доченька. Ты же знаешь это?
– я как утопленник, хватаюсь за последнюю шлюпку.
–
– Значит, я твой папа, потому что “дада” на нашем языке и есть папа.
– А?
– переспрашивает она. Это ее манера говорить “А?” когда она что-то не понимает, всегда умиляла, а сейчас все внутри переворачивает. Неужели Сабина ей не объяснила разницу?
– Нафиса, кызым, дай телефон маме.
– Хорошо.
Она спрыгивает с кровати и бежит на кухню.
– Мама, дадака хочет поговорить. На!
– А ты куда?
– спрашивает Сабина, перехватив телефон.
– Мы уже поговорили. Я еще не все собрала, - сообщает малышка.
– А ну беги тогда. Да?
– она снова появляется в кадре в белом сарафане и красной косынке. Как всегда готовит. И та равнодушно на меня смотрит.
– Я не понял, почему наша дочь называет папой какого-то левого мужика!
– не контролируя себя, выпалил я.
– Для начала здравствуй, Таир. И кто дал тебе право говорить со мной в таком тоне?
– холодно отвечает она.
– Хорошо, скажу помягче. Почему она называет папой другого?
– Потому что она сама так решила, - гордо заявляет, вздернув нос.
– Если ты думаешь, что я ее учила, то нет, это не так. Ни я, ни Нариман ничего ей не говорили, просто она сама назвала его папой и все.
– То есть ко мне домой ты ее не отпускала, а другого мужика завела, с дочерью познакомила, еще и съезжаетесь, - меня уже несет. Знаю, что говорю обидные вещи, но не могу остановиться из-за бушующего внутри гнева.
– Во-первых, мы не просто съезжаемся, а женимся, - в некогда мягком голосе Сабины - трещит лед.
– Во-вторых, они сами познакомились, но эта история тебя не касается, - а теперь она тихо шипит, вероятно боясь дочери.
– В-третьих, Нариман - не кот, чтобы его заводить. Он - мой любимый мужчина. И в-четвертых, прежде чем рычать на меня, как лев недоделанный, ты на себя-то посмотри. Ты мне предъявляешь, что я в дом привела мужчину, тогда как сам жил на две семьи и ребенка на стороне сделал. А теперь, извини, но я занята. Сейчас мой будущий муж придет с работы, мне надо на стол накрыть.
– Подожди, - зову ее, но она уже бросает трубку. Обиделась, характер показала. Черт возьми, как же вас вообще понять?
Между нами сейчас не только километры, но и огромная пропасть молчания, обид, взаимных упреков. Сначала я сделал ей очень больно, а теперь она мне. И сейчас эта боль напалмом все выжигает внутри. Я - здесь, моя дочь - там. А рядом с ней, слишком близко, другой мужчина. Ему достается ее восторг, радость и нежность. Мне - пятиминутные разговоры и крохи рассеянного внимания.
Мне хочется сейчас все крушить, но под рукой нет ничего, кроме телефона. Злюсь на себя, на бывшую, даже на дочь. Но больше всего - на себя. Все в жизни происходит не так, как я хотел, не так как рассчитывал. Домой возвращаться в таком состоянии не хочу, поэтому обхожу сквер и останавливаюсь напротив бара, куда мы как-то с коллегами заходили после работы. Выпить. Мне нужно просто немного выпить.
Глава 25. Эстер
Таир