Он. Она. Другая
Шрифт:
– Мама, он настоящий!
– звонко заявляет Нафиса.
– Дадака настоящий!
– Конечно, настоящий, дочка, - чувствую, как в уголках глаз собирается влага, но пытаюсь остановить этот ненужный никому поток.
– Я приеду завтра и мы сходим куда-нибудь вместе. Хорошо?
– Ага,- кивает она.
– А куда мы пойдем?
– Куда ты сама захочешь.
Нафиса морщит носик и прикладывает пальчик к подбородку.
– Я подумаю.
– Хорошо. Я завтра за тобой приеду, - снова обнимаю ее, кладу ладонь на ее волосы и прижимаю голову к своему плечу. Я не знал, что можно вот так любить
– Дадака, - вполголоса произносит она.
– А ты можешь меня отпустить?
– Да…конечно. Прости.
Нафиса опускает голову и смотрит на свои кроссовки.
– Мам, у меня шнурки развязались.
– Давай, сядем и я тебе завяжу. А то мама не может сейчас нагинаться, - Сабина снова гладит живот.
– Нет, я хочу, чтобы папа завязал, - требовательно говорит малышка.
– Хорошо, - обрадовавшись, сажусь на колено и тяну руки, - я завяжу.
– Нет, я хочу, чтобы мой другой папа завязал. Ты не умеешь делать зайчика. Папа!
Мне кувалдой грудную клетку пробивают, ломая кости без возможности восстановления. Поднявшись на ноги, понимаю, что дышать нестерпимо больно. Как и смотреть. Она летит к нему, запрыгивает на руки, в ухо что-то шепчет. Ее отчим смеется, кивает, спускает ее на пол. Наблюдаю за тем, как мужик тоже садится на колено, вытягивает розовые шнурки и делает две петельки. Он занял мое место. Так просто. Я не тот, к кому она обращается за помощью.
– Таир, извини, но мне надо идти, - в реальность меня возвращает голос Сабины.
– Не переживай. Она снова привыкнет к тебе. Просто дай ей время.
– Да, конечно. Ты права, - соглашаюсь в надежде, что так и будет.
– Как ты, Сабин?
– Отлично, спасибо.
– Кого ждешь?
– взглядом указываю на ее живот.
– Мальчика.
– Ух ты! Поздравляю!
– Еще раз спасибо.
– Мама!
– окликает ее дочка и машет рукой, стоя рядом с новым мужем Сабины. “Они теперь семья”, звучит в моей голове.
– Иди. Тебя ждут.
Наблюдаю за тем, как она разворачивается и идет к ним, придерживая живот. Как он кладет руку на ее спину, улыбается, что-то говорит ей, а она в ответ смеется также искренне, как и мне когда-то. Я рад, что она теперь счастлива.
Заметив на себе недобрый взгляд тети и дяди Сабины, киваю им в знак приветствия, но подойти не решаюсь -они, вероятно, все также меня не жалуют. Выхожу из зала и на свое счастье нахожу опору в высоком подоконнике, в который чуть ли не вгрызаюсь. Смотрю в окно на падающий большими хлопьями снег, а перед глазами стоит моя трехлетняя дочь тогда, в торговом центре. Картинка, которую я пытался забыть, но которая несколько раз снилась мне в кошмарах. Нафиса на руках своей матери плачет, тянет ко мне руки и кричит: “Это мой папа”. Только в своем сне я видел, как в ее глазах застыла мольба: “Беги за мной”. А я не побежал. И теперь она уже бежит не ко мне, а от меня к другому. Смогу ли я когда-нибудь вернуть доверие родной дочери, которая, кажется, в свои пять знает и понимает больше, чем мы, взрослые?
ЭПИЛОГ
Десять лет спустя
– Мааам,
– На кухне!
– отвечаю ей, упаковывая в контейнер “гёш-нан” (уйгурские чебуреки с мясом) , который сделала специально для свекров в знак благодарности за то, что забирают к себе мальчиков на ночевку.
– О как пахнет!
– дочка плюхается на стул и тут же тянет руку к орешкам в вазе на столе.
– Ты руки-то мыла?
– хмурюсь я.
– Они чистые, - выставляет вперед ладошки.
– Я ничего не трогала.
Моя девочка стала совсем взрослой пятнадцатилетней девушкой. Она уже очень самостоятельная, умная, с хорошим чувством юмора. В этом Нафиса в тетю. Самое главное - может за себя постоять и четко знает, чего хочет.
– А где папа?
– интересуется “Иса” - как называют ее младшие братья - Камиль и Адыл. Им было сложно выговаривать ее полное имя, поэтому они сократили его всего до трех букв.
– Папа сейчас приедет, а потом опять уедет отвезти мальчиков к бабушке и дедушке, - плотно накрываю контейнер крышкой и защелкиваю.
– Оу, пусть передают мой пламенный привет! В особенности дедуле. Люблю его, - Нафиса отправляет в рот горсть кешью, а смеюсь над ней. Да, отец Наримана с первых дней поладил с нашей девочкой и сразу же записал в свои. А вот свекровь относилась к ней всегда ровно, но хорошо. Я ее во многом понимаю, у самой два пацана - десяти и восьми лет. Я их так люблю, что боюсь отпускать.
– Нафиса! Ну ты же девушка!
– Я голодная, - говорит с набитым ртом.
– Ты же у отца была. Не кормили тебя там что ли?
Знаю, что сейчас именно он ее подвез, только не зашел. Мы не устанавливали такие правила, он сам так решил.
– Мы были в кафе как всегда.
– И как у него дела?
– Все путем. Грустный только, мне показалось. Или просто уставший. Поседел бедняжка. Это и неудивительно с такой женой. Кстати, дадака передал тебе привет, пока его мымра не слышала, - хихикает она.
– Нафиса! Ну сколько я буду просить тебя: не называй так его жену. Ему это будет неприятно.
– Так он же нас не слышит!
– смеется она и тянется к графину с водой и стакану.
– Чистый да?
– Чистый, - киваю.
– Так что? Как вы посидели?
– Норм. Старший их - Алан - тот еще фрукт, вредный, как мать. Вечно задирает младшего. Мне даже жалко Масима. Кажется, я немного люблю его, - задумавшись, признается она.
– Вот видишь, как хорошо. Он же тоже с тобой одной крови.
– Масимку дада в честь буваки назвал. И он правда на него похож. Все-таки в Искаковых он.
Я видела этого пятилетнего мальчика только на фотографиях, но могу сказать, что он и вправду похож на моего покойного свекра. И то, что Таир назвал его в честь отца, многое значит. И хотя у нас не принято давать новорожденным имена умерших родных, бывший муж нашел лазейку. Полное имя его отца Масимжан. Таир же оставил только первую часть - Масим. К самому младшему внуку прониклась и его бабушка. Со временем она стала изредка ездить в гости к внукам и видеться с новой снохой. Отношения у них прохладные, но Рахилям-апа решила быть дипломатом ради мальчиков. Но вот золовки со второй снохой не общаются.