Она принадлежит ему. Книга 1

Ройс Мэри

Первая экскурсия, после которой мы напились в Колумбийском кампусе. Вечера, проведенные за простыми разговорами обо всем на свете. А еще она научила меня петь по-русски. Бедный Гектор, тогда ему сильно досталось от нас. Не каждый выдержит пять часов хмельных воплей на ломаном русском. Хихикаю и тут же прикусываю губу, будто боюсь быть застигнутой кем-то врасплох.

Поймав себя на мысли, что я чертовски соскучилась по ней, прямо сейчас решаю взять и позвонить Джи. В конце концов, мы давно не виделись, и я не думаю, что Эзио будет против моей поездки в гости к нашей общей знакомой.

Странное щекочущее чувство заполняет мою грудную клетку, и я делаю несколько глубоких вдохов, все больше и больше обретая уверенность, что мне следует взять тайм-аут в поединках с равнодушием мужа и погостить у подруги.

Решено, так и сделаю.

Позволяю себе напоследок взглянуть на Эзио, чтобы запомнить его таким беззаботным и таким… свободным. Возможно, ему стоит задуматься о том, чтобы снова заниматься лошадьми. Судя по всему, они ему на пользу, в отличие от депрессивной Нагайны.

Отмахиваюсь от малоприятной картины со змеей вокруг его шеи и отталкиваюсь от перил, направляясь в свою комнату. И с каждым шагом я ощущаю, как моя былая раздражительность и тревога уступают место чему-то теплому, так приятно прокатывающемуся под кожей. Может быть, у нас еще все же есть шанс попробовать сделать этот брак чуточку лучше?

Однако мое приятное томление обрывается так резко, будто мне в затылок прилетел удар чем-то холодным. Снова и снова. Отчего мое сердце леденеет в груди. Там же, где спирает дыхание.

Потому что это был не удар.

Это голос моего отца.

И я вновь его слышу. Правда, не могу разобрать его слов, а в следующую секунду все разбивается его стоном и криком боли. Мое сердце окончательно перестает существовать, и я замираю как вкопанная перед коридором, ведущим к кабинету мужа, откуда и доносятся ужасающие звуки.

Очередной вопль отца вынуждает меня сорваться с места. Что он здесь делает? И как я могла пропустить его приезд? Что за… Толкаю чертову дверь, ожидая увидеть отца, но…

Пульс застревает в горле, и я не понимаю, в чем дело, потому что в кабинете никого нет, пусто. Но потом я улавливаю, откуда исходит этот звук.

На дрожащих ногах подхожу к столу и, развернув ноутбук к себе экраном, теряю испуганный крик. Он кажется бесконечным, пока я не врезаюсь в шкаф с книгами и не зажимаю рот ладонью.

8

Дыхание частое и рваное, пока я умываю лицо ледяной водой. Еще раз, и еще. Она настолько холодная, что мои пальцы уже онемели, а щеки неприятно покалывает, будто изнутри все покрывается инеем, который своими иглами протыкает мою кожу насквозь.

Но я продолжаю умываться, потому что никак не могу остановить истерику. А если я хочу воспользоваться отсутствием мужа и уехать из логова этого монстра, то должна успокоиться. Должна, чтоб меня! Вот только ужасающие кадры с окровавленными руками мужа, ножом и воплями отца лишают меня этой возможности.

Как он мог? Ка-а-ак? Он совсем из ума выжил. Что подтверждает фотография сестры, которая стояла прямо перед ноутбуком. Будто все это представление было для нее.

Господи… Трясу головой, не желая верить в увиденное. Но это так. Мой муж убил моего отца. За что он так издевался над ним? Как гребаное чудовище, отрезал от него кусок за куском. А его невозмутимое спокойствие в тот момент испугало меня еще больше. Перед глазами снова воспроизводится его облик.

Черные пряди, агрессивно свисающие на лоб. Пустой взгляд. Белоснежная рубашка, рукава которой закатаны и зафиксированы на локтевом сгибе цепью. А на вздымающихся плечах накинута кобура с ножами. И кровь. Много крови.

Обхватываю голову, мотая ей из стороны в сторону, и опускаюсь по стене на пол, глотая беззвучные рыдания. Как я могу любить это чудовище? И как мне теперь с ним жить после этого? Ка-а-ак? Зачем он снова заставляет ненавидеть ее? Это ведь все из-за нее.

Среди всех звуков агонии я слышала его голос. Спокойный и размеренный, будто он намазывает масло на багет, а не уродует тело живого человека. И этот голос… этот проклятый, но, к моему ужасу, все еще любимый голос сказал одну фразу:

«Ты видел в Мэл ее, верно? И ты злился, когда она делала то, что разрушало эту иллюзию»

Потом еще одна: «Ты никогда не любил ее».

И еще: «Ты виновен в смерти моей жены».

Почему он винил нашего отца в том, что случилось с Мэл? Это была трагедия. Несчастный случай.

«Возмездие. Ты помнишь библейский принцип, Анджело? Оно должно соответствовать преступлению».

Соответствовать. Прижимаю колени к груди и стискиваю голову руками еще сильнее.

Соберись, соберись, Фили. У тебя нет времени на все это дерьмо. Ты больше не можешь оставаться с человеком, руки которого в крови твоего отца. С человеком, чье сердце забрала твоя покойная сестра. Он не твой. И никогда им не был. Хватит любить этого монстра.

В этот момент я сдаюсь и выпускаю все, что бурлит внутри меня. Я рыдаю в голос, вою, вцепившись в колени зубами, сотрясаясь всем телом. И пусть. Наверное, мне это необходимо. А если придется, все следы своей боли я скрою, воспользовавшись солнцезащитными очками и горстью таблеток успокоительного.

Впоследствии я так и делаю, глотая все, что нахожу из седативных препаратов в своей аптечке.

Он убил последнюю хрупкую надежду, которая только-только ожила внутри меня. Официально: я отказываюсь от этой любви. Все кончено.

«Надеюсь, ты будешь страдать. Не ищи меня».

Резкими взмахами руки я оставляю ему послание на зеркале красной помадой и, прежде чем покинуть ванную комнату, смотрю на свое отражение.

Убедившись, что плотный слой макияжа и фальшивое безразличие на лице держатся дольше минуты, я делаю вдох и выхожу в коридор.

Уехать. Ты должна уехать. Гашу этими мыслями каждую нездоровую вспышку найти Эзио и причинить ему боль, царапать и хлестать его до тех пор, пока не перестану чувствовать собственных рук. Но в конце концов я заставляю себя поверить, что, исчезнув, причиню ему больше боли. Это и становится моим стимулом идти с высоко поднятой головой. Среди шакалов ее нельзя опускать.