Она принадлежит мне
Шрифт:
Кристал Мартинез.Месяц назад.
Удовольствие стало медленно уходить, оставляя за собой лишь стыд, усталость и ненависть. Закрыв глаза, я некоторое время сидела, свернувшись клубочком. Будто бы если достаточно попытаться каким-то магическим образом, это всё окажется не взаправду. Я была благодарна Айзеку, что он меня всё это время не трогал и дал мне время прийти в себя.
Благодарна.
Как печально.
Я открыла глаза и посмотрела на него. Айзек всё также сидел на полу напротив меня. Прядь из небрежного пучка падала на его красивое лицо, словно каждый контур был тщательно вылеплен — пленительная смесь суровости и утонченности, которая не поддавалась никакой классификации. Я не могла прочитать его выражение лица как бы ни пыталась. Что оно означало и что сейчас происходило у него в голове являлось для меня полной загадкой, как и он сам, но почему-то оно заставило моё сердце ёкнуть.
Я попыталась присмотреться. Его глаза, похожие на отражения неба в озере, казалось, несли на себе тяжесть бесчисленных нерассказанных историй. Возможно, это было моё затуманенное воображение, но в их глубине я заметила нежность и теплоту. На лице Айзека отразился намек на беспокойство, он слегка нахмурил брови и приподнял плечи.
Слои таинственности и загадочности, окутывавшие его, внезапно обрели совсем иное значение. За фасадом силы и самообладания я разглядела уязвимость.
Некое озарение снизошло на меня. Айзек, который сидел у моих ног, теперь казался таким же маленьким, как и я, словно он тоже нёс груз своего прошлого. В этот момент границы между мной и ним просто исчезли, обнажив некую беззащитность, которая связывала нас вместе.
Сейчас он был таким же пленником, как и я, скованным не только нашими физическими обстоятельствами, но и эмоциональным сумсашествием. Мы оба блуждали по лабиринту наших страхов, ища утешения и искупления в запутанной паутине наших переживаний. Эти мысли потрясли меня. В этой уязвимости я нашла связь, которая выходила за рамки наших ролей. Я больше не видела в Айзеке простого похитителя, а больше товарища по несчастью. Стоило мне однажды моргнуть и всё кардинально изменилось. Словно всё, что происходило имело свой смысл. И я его отчётливо понимала.
Шипение змеи вывело меня из транса и заставило переключить свой взгляд. Все мои мысли показались мне абсурдом больного воображения.
Что сейчас произошло?
— Что именно тебя так задело? — спросил он, когда я потрясла головой и опустила взгляд вниз, когда я снова познавала место своего нахождение.
Почему-то меня это рассмешило. Я, подняв голову, уставилась на него. Айзек был серьёзен.
— Меня похитили. Немного обидно.
Всё это время я искала вину в себе. Почему я села в его машину? Почему я не заметила, что он не тот, кем представился? Почему я всё ещё здесь? Почему не смогла выбраться? Почему я?
Я действовала, руководствуясь ошибочным убеждением, что это была личная битва, столкновение между двумя личностями. Я против него. Кристал против Айзека. Но сейчас я поняла, что здесь нет меня. Это мир Айзека. Его царство, созданное из глубин его подсознания, границы которых терялись во тьме.
В его глазах, возможно, меня и не было. Было лишь то, что он хотел видеть. Это медленно разрушало меня. Я так долго искала свое место в этом мире и трепетно относилось к тому «Я», которое создавалось так долго, что не могла позволить кому-то вот так вот сломать меня.
Он упивался хаосом, находя смысл в самом акте установления контроля над чужой жизнью. Он хотел управлять и командовать, убеждать и принуждать, заставлять и нудить о том, что правильно, а что нет. Возможно, в этом был какой-то глубокий смысл, возможно, это было последствием какого-то травматичного события, а, возможно, просто подчинение его человеческому нутру. Конечно, хотелось бы, чтобы это было что-то большее, чем его желание. Страдать было бы немного легче.
От осознания этого легче мне не становилось. Как теперь действовать, зная, что это не моя игра, что не важно, что я буду делать, а то, что же хочет видеть из этого сам Айзек? Я надеялась вскоре узнать, как же мне действовать или уже выбраться до того времени, как я его пойму. Это больше не касалось меня, как Кристал; это было как вечная борьба между светом и тьмой, порядком и хаосом, добром и злом, но совершенно не что-то межличностное. И я была полна решимости выйти победителем не только ради себя, но и ради самой сути существования, которую он стремился разрушить. Это как облегчало задачу, так и усложняло.
Он цокнул.
— Ты повторяешься. Что именно расстроило тебя сейчас?
Я горько улыбнулась.
— Меня ничего не расстраивает и ничего не задевает. На данный момент.
Ты никто для меня, чтобы ты обижал меня.
Брови Айзека поднялись в знак удивления. Змея напомнила о своём присутствии, продвигаясь вперед по мне с непринужденной грацией. Тяжесть её присутствия давила на меня, напоминая о потенциальной опасности, таящейся в ядовитых клыках-бритвах. От каждого прикосновения к её чешуйчатому телу у меня по спине пробегали мурашки. Я не осмелилась посмотреть на неё.
— Правда? Мне кажется, ты довольно взвинчена.
Мне не хотелось ему отвечать. Я хотела иметь что-то сакральное, что-то, что было только моё. Мои чувства, мысли, ощущение и восприятие реальности. Хотя бы до тех пор, пока он не успел добраться до них.
Айзек внимательно смотрел в мои глаза, словно выискивал что-то, но, открыв рот и видимо передумав, лишь сказал:
— Отлично. Тогда можно продолжать.
Он встал напротив меня, выпрямившись, и стал отстёгивать ремень своих брюк.
Я представила, что он собирался сделать, и между ног сладко заныло. Но страх был сильнее.
— Айзек, пожалуйста, я девственница! — я стала истерично плакать.
— То есть тебя никто ещё не трогал? — спросил он, удивляясь.
— Н-нет.
Это были слёзы горя, боли и утраты. Но все мои надежды были сломлены в один миг.
— Какой же я счастливчик. — ответил он отстранённо.
Он что, издевался надо мной? Или был ли он искренне удивлен?
Мои глаза не были чисты: я видела много ужаса в жизни, мои мысли тоже — мне хотелось отомстить за то, что видели мои глаза, но единственное, что оставалось только моим и нетронутым, и то, над чем я имела контроль — моё тело.
Я заревела сильнее и стала дёргаться в отчаянии. Чёрной мамбе это не понравилось, и она стала сжимать меня сильнее и высовывать свой язык.
А как же мои надежды и мечты? Я проводила ночи, мечтая встретить того самого. Я прочла все крестьянские романы в нашей небольшой библиотеке. Я всё думала: встречу ли я его в парке? Может в кафе? Или на работе? Я начну работать в Нью-Йорке и он, увидев, как нелегко мне удаётся адаптироваться, решит помочь? А может нас познакомят мои новые друзья? У нас будут одинаковые интересы, и нам вместе будет легко? Или будем совершенно разные, но химия между нами будет неотрицаемая? Наш первый раз будет в отеле? На прогулке или у него дома после романтичного ужина? Как отреагируют его родители на меня? Возможно, они сразу увидят, как сильно я люблю его и примут меня в семью? Мы будем проводить рождество вместе и печь пряники, как в рождественских фильмах Hallmark{?}[Hallmark — кинокомпания и телевизионный канал, транслирующийся в США]. А когда он сделает мне предложение? На празднике или на отдельном свидании? Я знаю, что может получиться не так романтично, но по крайней мере он старался. Я сразу скажу да! Мы пойдем выбирать платье с моей мамой, ведь теперь я зову свою будущую тёщу мамой. Свадьба будет в узком кругу наших друзей. Да, и платье у меня будет простое, но элегантное. Возможно, когда у нас родятся дети, я брошу свою работу и буду смотреть за ними на какое-то время, пока они не подрастут.